Одна-единая на все союзные республики плановая экономика без частной собственности породила не просто единую технологическую цепочку, но и гармонизировала менталитет всех народов. Стоит ли говорить о том, каким шоком был распад этой страны для простого жителя? И дело не в том, хорошей была страна Советов или нет. Вопрос встал экономический и гуманитарный, разорвавшиеся связи привели к войнам и резкому обнищанию всех этих народов.
После распада Советского Союза появилось Содружество Независимых Государств (СНГ). Идея была простой: снести всю систему и интегрироваться заново и по-новому. Однако СНГ оказалось скорее организацией мирного развода. Каждая страна решила пойти своим путем и по-своему интегрироваться в мировую экономику, не считаясь ни с чем.
Впрочем, не все так поступили. Беларусь построила позже Союзное Государство с Россией на основе межгосударственного договора от 8 декабря 1999 года. Но еще раньше в 1994 году первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев впервые озвучил идею создания Евразийского экономического союза – ЕАЭС. В отличие от СНГ, этот Союз должен был решить главную для всех задачу: обеспечить экономическую интеграцию на равноправной основе, а деятельность объединения осуществлять путем формирования наднациональных органов.
Это было за несколько лет до того, как появился Европейский Союз в нынешнем виде как наднациональное интеграционное объединение. Более того, в отличие от ЕАЭС, ЕС – это еще и политический союз, хотя и основан на принципе солидарности. При этом ЕС допустил две грубейшие ошибки: основал единую валютную зону евро при разных бюджетах разных по структуре экономик (Греция, Прибалтика и Германия с Голландией) а также забюрокритизировался так, что законодательных актов в этой почти федерации (ЕС) больше, чем в СССР. В результате мы видим Брексит и юг Европы на грани выхода из ЕС.
ЕАЭС не интегрируется в политической сфере. Эта организация охватывает исключительно экономическую сторону, о чем четко и недвусмысленно написано в основных положениях Договора о ЕАЭС. Однако и здесь не все так просто. Если в ЕС доля крупнейшей экономики – Германии – составляет пятую часть всей экономики ЕС, то доля ВВП России в ЕАЭС составляет 87%, а население ее – 80% от всего Союза. Так, ЕАЭС больше похожа на интеграцию с Россией, а не интеграцию всех со всеми.
Тут вспоминается фраза Наполеона: «география – это судьба», о чем свидетельствуют не только цифры, но и косвенные данные. Так, Всемирный банк (ВБ) в апреле 2020 года в рекомендациях о том, как противостоять пандемии, сказал, что раз экономики стран интегрированы, то не будет никакого смысла в «противоковидных» мерах в одной стране, и их надо принимать совместно с теми странами, с которыми установлены наибольшие связи.
По этой причине ВБ выделил Россию, многие страны Восточной Европы и Центральную Азию в один регион, рекомендовав всем, например, активней прибегать к бесконтактным онлайн платежам, чтобы сохранить трансграничное движение капитала в условиях ограничительных мер. Таким образом, нам всем сказали, что юридическое оформление наших экономических связей должно выходить за пределы даже всего СНГ, не говоря уже о ЕАЭС.
Всемирный банк не просто так это сказал. Доля России в международной торговле со странами Прибалтики в совокупности самая высокая – около 8% (за тем исключением, что доля Финляндии и Швеции в Эстонии выше, чем России, которая все же занимает третью строчку). Похожая ситуация и в Украине, где, правда, в 2020 году Китай занял первое место, в то время как доля СНГ примерно сопоставима с китайской (около 15%), а Россия составляет 8%. Такая же картина и у Грузии, для которой Россия занимает вторую строчку как в импорте, так и в экспорте (порядка 10%).
Однако эти цифры показывают состояние торговли после учета всех санкций и контрсанкций, из-за которых доля России падала не из-за того, что нашлись новые рынки, а из-за того, что падал общий объем торговли. Напомню, что все вышеперечисленные страны не входят не только в ЕАЭС, но даже в СНГ (Украина вышла практически из всех договоров, заключенных в рамках СНГ).
В результате мы видим, что и украинская гривна, и грузинский лари потеряли к рублю около 20% за десять лет (прибалтийские страны находятся в зоне евро). Если же говорить о странах СНГ, не входящих в ЕАЭС, то азербайджанский манат прибавил чуть более четверти к рублю, узбекский сом потерял половину стоимости, а таджикский сомони прибавил 7% к рублю. Это все, напомню, произошло в период, когда российский рубль обвалился к евро, доллару и юаню.
Вернемся наконец к ЕАЭС. В этой группе стран 80% торговли осуществляется с Россией, а потому и валюта в расчетах используется российская. Но Договор о ЕАЭС предусматривает также и координацию денежно-кредитной политики, которая воплощается в жизнь через определение макроэкономических ориентиров, так как если нужно координировать организацию денежного оборота, то вполне логично, что нужны и единые ориентиры. Это нужно для самой главной цели – обеспечить свободу движения товаров, услуг, рабочей силы и, естественно, капитала.
Наконец, ЕАЭС стремится к интеграции на основе рыночной экономики, а потому предусматривается полная либерализация. Например, валюты стран Союза должны быть полностью конвертируемы к валюте любой другой страны ЕАЭС – не должно быть никакого ограничения движения капитала. Говоря проще: сколько бы белорусских или российских рублей или киргизских сомов вы не собирались бы обменять на казахские тенге, нацбанк Казахстана обязан будет напечатать достаточное количество своей валюты, в то время как обмен, например, на доллары США может быть ограничен.
ЕАЭС, казалось бы, учел ошибки ЕС и СССР. Проблемы здесь скорее в в самих экономиках постсоветских стран, которые тормозят экономическую интеграцию. Из-за отсутствия должного механизма регулирования внутренних рынков создание единого рынка протекает медленно. С другой же стороны, по мере углубления интеграции необратимо возникнут новые проблемы и противоречия, которые придется как-то урегулировать. Но как урегулировать общий рынок, если страны плохо с этим справляются на национальном уровне?
Тут, однако, вспоминается бардак, к которому привело чрезмерное урегулирование в ЕС. Ярчайшим образом это продемонстрировано в решении Конституционного Суда ФРГ, который признал не соответствующим его основному законодательству программу ЕЦБ по выкупу гособлигаций стран ЕС в 2020 году. Это стало последствием фактически полной передачи национальных суверенных полномочий по ведению монетарной политики в наднациональный орган – ЕЦБ, который однажды посчитал, что он уполномочен проводить любую программу по количественному смягчению (включая покупку гособлигаций на вторичном рынке) ради стабилизации цен вблизи 2%.
Однако Германия посчитала это превышением его (ЕЦБ) полномочий, заявив, что такие решения должны приниматься всеми странами ЕС, а не одним только ЕЦБ, так как вся интеграция строится на принципе солидарности всех со всеми. В ЕС чрезмерная власть наднациональных институтов становится настоящей проблемой, из-за чего вышла Британия, а на очереди южноевропейские страны.
В ЕАЭС не должно возникнуть таких проблем. Но Союзу грозит оказаться в условиях, когда страны достигнут предела интеграции еще до того, как сформируют полноценный единый рынок. В нем все еще слишком много пустот, что привлекает, кстати, Иран с Турцией, потому что всем понятно, что интегрироваться экономически по-евразийски — это не потеря суверенитета, а возможность получить гарантированный доступ на новые рынки сбыта с учетом своих интересов.
Наконец, стоит вернуться к фразе Наполеона, для которого география – это судьба, потому что ее не изменить и с ней придется считаться. Она не бывает плохой или хорошей.