Появление на выборах в Госдуму Российской Партии Свободы и Справедливости во главе с Максимом Шевченко воодушевило тех, кому не хватало такой силы в российской политике. Но многих из них разочаровал ее скромный результат — 0,77% голосов по федеральному избирательному округу. Впрочем, тут следует отметить несколько моментов.
Прежде всего, характер этих «выборов» не позволяет воспринимать результаты, озвученные ЦИКом, как достоверные. Хотя, конечно, не стоит обольщаться — несмотря на потери оппозиционными партиями полученных ими голосов в ходе их «подсчета», и сами эти потери, и то, что у этих партий осталось после него, различалось в зависимости от того, кто и сколько их получил в действительности. Иначе говоря, как гласит русская поговорка, «пока толстый сохнет, худой сдохнет», и в роли такого «худого» оказалась в том числе и РПСС.
Далее, весьма скромные результаты первых выборов абсолютно не говорят об отсутствии у партии перспектив даже там, где такие выборы можно воспринимать всерьез. Например, французский «Национальный фронт» (ныне «Национальное Объединение») в первые три свои общенациональные кампании получил еще меньше голосов, чем РПСС. В 1973 году это было 0,5% голосов, в 1978 – 0,3%, а в 1981 – 0,2%. Зато потом партия резко пошла в гору и на данный момент является второй по силе общенациональной партией страны, реально претендующей на победу на президентских выборах. Другой пример – Пакистанское движение за справедливость нынешнего премьер-министра этой страны Имрана Хана.
Созданное в 1996 году, до 2002 года оно вообще не могло получить ни одного мандата, и это несмотря на то, что во главе него стоял национальный герой страны, впервые обеспечивший ее сборной победу на чемпионате мире по крикету. Только в 2002 году движение Имрана Хана получило свое первое место в парламенте (из 342!). Но такие электоральные неудачи не помешали ему в 2013 году организовать в стране общенациональную протестную кампанию и получить на ее волне уже 35 мест в парламенте, а в 2018 году выиграть выборы и прийти к власти – через 22 года после своего возникновения.
С этой точки зрения куда более важен не сам результат новой партии на ее первых выборах, а динамика таких результатов, хотя, как показывают примеры выше, и она иногда проявляет себя не сразу. В таком контексте результаты РПСС в абсолютном измерении выглядят немногим хуже, а в относительном – значительно лучше, чем у таких старых партий, как «Яблоко» и «Родина».
Так, если в 1993 году партия «Яблоко» начинала с 6,8% голосов, то к 2021 году она пришла с результатом в 1,34% голосов. То же можно сказать и о партии «Родина», начинавшей в 2003 году с 9,02% голосов, а на этих выборах получившей немногим больше, чем РПСС на своих первых выборах – 0,80%.
Впрочем, очевидно, что в нынешней электоральной системе ни у одной из партий несистемной оппозиции, к которой себя относит лидер РПСС, шансов на победу нет. Но, во-первых, это не означает, что эта система будет существовать вечно, а во-вторых, и в рамках нее в принципе можно стремиться к улучшению своих результатов – не в качестве самоцели, а в качестве показателя развития партии. Но обо всем по порядку.
Заявка на «третью силу»
В ходе предвыборной кампании своей партии Максим Шевченко сделал нечто действительно важное – заявку на появление в российской политике радикальной третьей силы.
Первой доминирующей в ней силой можно считать российскую партию власти, которую Шевченко совершенно справедливо в ходе своих выступлений определял как не одну «Единую Россию», а картель всех парламентских партий, подконтрольных Кремлю.
Второй, оппонирующей ей силой, которая в силу характера существующей системы и своего положения в ней в этих выборах участвовать не могла, можно считать мейнстримную несистемную оппозицию. Максим Шевченко выступал с предельно близких ей позиций, в частности делая то, чего не осмеливался делать никто из других участников этой предвыборной кампании – требовал освободить Алексея Навального и иных политических заключенных, прекратить политические репрессии, обеспечить реальные политические и общественные свободы.
И все же есть причина, по которой этот второй полюс российской политики является неприемлемым для значительной части тех, кто находится в непримиримой оппозиции к полюсу власти. Дело в том, что, несмотря на ее разношерстность, идеологическим стержнем несистемной оппозиции в ее нынешнем формате все-таки является российский либерализм.
Да, в политическом и социально-экономическом отношении такие ее лидеры, как Алексей Навальный и Михаил Ходорковский, осудили ельцинизм с его президентской диктатурой и олигархическо-мафиозным капитализмом. Но в глобальном смысле их курс заключается в ориентации на либеральный мейнстрим Западного мира и растворение в нем России. Это включает в себя как ставку на т.н. «культурный либерализм» с его «повесточкой», с каждым годом все более ощутимую в команде Навального, так и наивную веру в то, что «Запад нам поможет», в том числе сместить нынешнюю российскую власть.
На контрасте с такими установками Максим Шевченко в ходе своей кампании выступал как российский националист, называя слугами Запада нынешнюю российскую власть, которая поставляет туда ресурсы страны и вывозит из нее капиталы. Что касается противостояния нынешней российской власти с Западом, он указывал на то, что оно носит наигранный характер, в то время как Запад по большому счету эта власть устраивает, ибо она действует в его интересах, а не в интересах народа России.
Ну а раз так, то и не следует в противостоянии с этой властью, чтобы снискать поддержку Запада, поднимать на щит непопулярные у большинства российского населения («глубинного народа») идеи. Отсюда и «социальный консерватизм» РПСС в отличие от «культурного либерализма» флагманов российской несистемной оппозиции.
Интересно, что хотя сам Максим Шевченко не является «своим» для российской несистемной оппозиции, о чем будет сказано далее, ему удалось нащупать тот нерв, который в последнее время оголился в дискуссиях между ее «ветеранами». Так, ровно с этих же позиций команду Навального критикует, навлекая на себя яростное негодование его сторонников, Михаил Светов, один из лидеров русских либертарианцев, находящийся сейчас, как и многие несистемные оппозиционеры, в политической эмиграции.
Весьма показательно, что во время предвыборной кампании Светов на своем ютуб-канале провел стрим с Максимом Шевченко, в ходе которого последний выразил готовность в следующий раз включить его в избирательные списки своей партии.
Последнее тоже стало выходом Максима Шевченко за красные флажки. «Красные» во всех смыслах, потому что до недавнего времени он прочно ассоциировался с красным, коммунистическим флангом российской политики, что по определению неприемлемо для антикоммунистов. В ходе же этой избирательной кампании Шевченко заявил, что его партия не является ни коммунистической, ни даже левой, а обозначил ее как широкую республиканскую коалицию, в которой могут участвовать как левые, так и правые. Платформой этой коалиции им был назван «интегральный популизм», а ее символом стал черный флаг с белой звездой, а не красный, как у коммунистов.
Спойлер или радикал?
И все же, как было указано выше, подобная заявка Максима Шевченко по целому ряду причин была с подозрением встречена в кругах несистемной оппозиции.
Во-первых, ее давние участники еще не забыли, как в 2012 году во время массовых протестных выступлений он с такими деятелями, как Сергей Кургинян, Михаил Леонтьев и т.п. выступал на «антимайданном» митинге на Поклонной горе. И хотя он сам говорит, что тогда выступал не в защиту власти, а против либеральных лидеров оппозиции, и этот эпизод, и его работа долгие годы журналистом на Первом канале, и его членство в Общественной палате при президенте России, и его участие в качестве наблюдателя в референдуме о присоединении Крыма к России в 2014 году не добавляют ему доверия в радикально-оппозиционной среде.
Впрочем, надо отметить, что ее наиболее адекватные представители понимают, что в ее нынешнем маргинальном положении шансы на победу у радикальной оппозиции есть только в одном случае – перехода в нее тех, кто еще недавно был на стороне власти или даже в ней самой. Благо, и такие ее лидеры, как Андрей Илларионов, Михаил Касьянов или в прошлом Борис Немцов, в свое время пришли в нее с высоких должностей во власти.
Во-вторых, сомнение вызвал факт допуска к выборам партии, которая занимает столь радикальные позиций. И это на фоне недопуска к ним других оппозиционных партий или даже кандидатов по одномандатным округам. Точнее говоря, никаких сомнений в том, что это было возможно только по согласованию с Кремлем, ни у одного разумного человека не возникало. Тем более что в отличие от всех этих, реально созданных снизу организаций, своя партия, имеющая статус федеральной и право участвовать в выборах, достались Максиму Шевченко в последний момент перед выборами.
Сторонники т.н. «Умного голосования», призывавшие голосовать за КПРФ и другие партии парламентской оппозиции, чтобы ослабить «Единую Россию», сочли Максима Шевченко, несмотря на все его оппозиционные заявления, проектом Кремля на этих выборах. Ведь по их логике все непарламентские партии не имели шансов пройти в Госдуму и таким образом отнимали голоса у партий парламентской оппозиции, тем самым работая на власть.
Правда, как минимум в одном случае этот расчет оказался ошибочным – непарламентская партия «Новые люди» сумела взять пятипроцентный барьер, опровергнув таким образом аксиому «Умного голосования», что любой голос за непарламентскую партию будет голосом за «Единую Россию».
В свою очередь сам Максим Шевченко в ходе дебатов с соратником Алексея Навального Владимиром Миловым обвинил их команду в том, что они дарят голоса контролируемым Кремлем партиям системной оппозиции. Вместо этого он предложил им призвать своих сторонников голосовать хотя бы за партию вроде «Яблока», осуждающую репрессии и «закручивание гаек».
И как бы убедительны по ряду моментов ни были контраргументы команды Навального, они не могли отменить главного – призывая голосовать за партии, фактически поддерживающие власть в борьбе с несистемной оппозицией, идеологи «Умного голосования» расписывались в том, что неспособны мобилизовать даже пять процентов избирателей в пользу партии, хотя бы осуждающей политические репрессии.
Таким образом, на короткой дистанции Максим Шевченко, возглавив партию, предоставленную ему связанными с Кремлем политтехнологами, согласился подыграть власти против «Умного голосования». Но на длинной дистанции этот шаг может позволить ему использовать участие в этих выборах для создания новой политической силы. Эту силу придется заново создавать, в том числе организуя вместо купленных региональных отделений политтехнологической партии настоящие, из своих идейных сторонников.
Пойдет ли на этот шаг Максим Шевченко, учитывая то, что после выборов он может столкнуться уже с нешуточным противодействием власти при неприятии конкурентами из оппозиции? От ответа на этот, ключевой вопрос будет зависеть, останется ли в истории участие РПСС в выборах как политтехнологический спойлерский проект или оно войдет в нее как старт новой политической силы, собирающейся бежать на длинную дистанцию.