Что не так с российскими стратегиями
Не секрет, что за процессами на постсоветском пространстве из России следило огромное количество конфликтологов, геополитических прогнозистов, экспертных и консультативных структур, институтов стратегических исследований, центров прогнозирования и мониторинга. В их задачи входило получение и обработка информации, моделирование различных сценариев развития социально-экономической и общественно-политической ситуации в странах, находящихся в зоне стратегических интересов России. И практически все они допустили ряд фатальных ошибок.
Во-первых, ключевым маркером стабильности в регионе была объявлена демонстративная русофилия. Российские аналитики исходили из убеждения, что на постсоветском пространстве всеми признается цивилизаторская роль России, несущей «бремя лидерства».
Была сделана ставка на такие «консолидирующие» факторы, как русский язык, общее культурное пространство, общая историческая память и общая цивилизационная идентичность. Ядром и носителем этих ценностей считалась (и считается до сих пор) русская диаспора.
Во-вторых, из временных, случайных, единичных (а то и маргинальных) явлений делались глобальные выводы. И наоборот — медианные показатели трактовались как несущественные крайности. Это неизбежно приводило к ошибкам оценки рисков и причинно-следственных связей. В конечном итоге для заказчиков была создана параллельная политическая реальность.
В-третьих, экспертные центры взяли на себя роль «фабрики смыслов» и заигрались в «конструирование новой реальности» и навязывание исторической мифологии без учета национальных реалий.
В-четвертых, очень часто эффективность работы определялась количеством формальных мероприятий — форумов, конференций, круглых столов и телемостов. По факту многие аналитические центры просто осваивали полученные гранты, фабрикуя свои отчеты исключительно под ожидания заказчиков. Это явление получило название «турболоялизма».
В-пятых, экспертная аналитика смешивалась с надуманной спекулятивной пропагандой, озвучиваемой политиками, что создавало замкнутый круг. Политологи рассматривали ситуацию под идеологическим углом, их выводы по-своему интерпретировали политики, потом все это перемалывала пропаганда.
Это не оставляло в дальнейшем никакого пространства аналитикам.В-шестых, аналитики стали жертвой моды на ультрапатриотизм, пропагандирующий территориальные претензии «исторической России» к сопредельным государствам. Экспертные прогнозы исходили уже из успешности пропаганды исторической мифологии и опять же ориентировались на данные заангажированных источников.
Территориальной ущербностью запугивали Украину, Казахстан, страны Балтии и даже Беларусь, перечисляя «подарки русского народа» этим странам по итогам распада СССР. Успешность таких методов определялась степенью лояльности элит и общества стран — жертв психологической агрессии.
В-седьмых, прогнозы исходили из постулата, что на постсоветском пространстве все элиты можно подкупить, а всех местных жителей интересует только холодильник. Все эти системные ошибки и были допущены в отношении Украины, где «русофобские» народные протесты 2004 и 2013 годов изрядно напугали российскую власть.
Украина — не Россия
Впервые о низком уровне квалификации и даже профнепригодности российских экспертов-международников начали говорить в связи с событиями 2004 и 2013 годов в Украине. Продвижением российских интересов тогда занимались главным образом Институт стран СНГ, возглавляемый Константином Затулиным, фонд «Русский мир» и агентство «Россотрудничество».
Их тактика и стратегия исходили из того, что Украина — неотъемлемая часть исторической России, а украинцы (вместе с белорусами) — часть триединого русского народа. Все, что не вписывалось в этот тренд, демонизировалось и шельмовалось как националистическое (даже нацистское) извращение и предательство общей исторической памяти.
Так в отчетах этих экспертов появились «миллионы русских людей, желающих воссоединения исконных русских земель», которым противостоят «малочисленные озлобленные украинские националисты». Соответственно, если нейтрализовать этих «националистов», то «воссоединение» (или «собирание земель русских») под бурные аплодисменты большинства жителей Украины — лишь вопрос недалекого времени.
Сомнений в успешности проекта не было именно в силу полученных оптимистических докладов кремлевских (то есть политически ангажированных) украиноведов. В свою очередь эти украиноведы для аналитических заключений использовали данные прикормленных третьесортных украинских политологов, которые после Революции Достоинства спешно бежали в Россию.
Ставка была сделана на лояльность государственных чиновников и лично президента Виктора Януковича, что щедро финансировалось. Быть пророссийским было выгодно. При этом субъектность народа отрицалась и общественное мнение совершенно игнорировалось.
Летом 2013 года Владимир Путин приезжает на праздник крещения Руси и предположительно ведет переговоры с Януковичем о вступлении Украины в Таможенный союз вместо ассоциации с ЕС.
Расчет на продажность режима Януковича сработал: в ноябре 2013 года на Вильнюсском саммите Восточного партнерства тогдашний президент не подписал Соглашение об ассоциации с ЕС. Цена отказа от европейского вектора Украины — 15 млрд долларов кредита и скидка на газ, обещанные Януковичу Путиным. Это и стало причиной, почему Евромайдан вылился в Революцию Достоинства.
Российский политикум был шокирован происходящим. А экспертные центры не готовы были признать, что занимались банальным выполнением заказов, не выстраивая анализ под реальность, а фабрикуя ее под политическую конъюнктуру. Проще было собственный интеллектуальный провал списать на внешнее вторжение Запада, который якобы системно финансировал радикалов и иностранную агентуру.
На те же грабли
О том, что Кремль так и не смог отказаться от сфабрикованных историософских концепций, говорят письма украинцам, написанные Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным в 2021 году.
В частности, речь об утверждениях Дмитрия Медведева, что «режимом Зеленского идеологически правят носители галичанской идентичности», у корыстного украинского политикума нет «никакой устойчивой самоидентификации», а сама Украина «находится в поиске своей идентичности и особого пути, сочиняет свою отдельную историю», поэтому для решения украинского вопроса достаточно просто «дождаться появления на Украине вменяемого руководства».
Эти заблуждения вполне на руку псевдоэкспертам. Российской элите внушается, что одним из самых популярных политиков в Украине является Виктор Медведчук, который при благоприятных электоральных раскладах может даже стать президентом. Параллельно пытаются раскрутить совершенно токсичного Анатолия Шария, выдавая его за лидера общественных оппозиционных мнений.
Никакие рейтинги и соцопросы не принимаются во внимание и объявляются заказными и фейковыми. Всерьез обсуждаются возможности поставить вместо Зеленского дружественное России правительство из украинских эмигрантов вроде Николая Азарова.
Есть основания утверждать, что создание военной угрозы Украине и конфликт с США и НАТО тоже в значительной степени обусловлен неадекватностью российской стратегической аналитики, качество которой все громче подвергается критике в самой России.
Казахстан остался без внимания
Январские события 2022 года в Казахстане шокировали российский истеблишмент не меньше, но совсем по другой причине. В отличие от приоритетного украинского направления, Казахстан никогда не был в центре внимания прогнозистов и считался чуть ли не ссылкой. Ситуация усугублялась незнанием казахского языка и непониманием сложной специфики отношений между жузами.
После 2013 года потребность Кремля в качественной и компетентной аналитике казахстанского кейса вообще отпала. Контроль за ситуацией перешел к российским силовикам, которые в силу своей идеологической ограниченности не вникали в детали глубинных отношений в обществе и элитах.
По итогам января российским аналитикам предстоит серьезный разбор полетов — как так получилось, что Россия проморгала и протесты в Казахстане, и их результаты. Но вряд ли это приведет к качественным изменениям.
К сожалению, идеологи российской внешней политики прошли точку невозврата в оценке украинской реальности, и нет сомнений, что отношение к другим странам постсоветского пространства будет более трезвым.