Утвержденная указом Владимира Путина 2 июля 2021 года новая Стратегия национальной безопасности Российской Федерации стала одной из тем общественного обсуждения этим летом. А отдельные цитаты, приводимые из нее, позволили давать ей самые разные характеристики в диапазоне от «Стратегия осажденной крепости» до «Стратегия консервативной революции».

Что-то в этом духе ожидал увидеть и автор этих строк, приступая к ее изучению. Но был исследовательски разочарован – официальный идеологический документ, представленный его критиками как свидетельство роста экспансионистских и антисистемных планов и возможностей Кремля, вызывает ассоциации скорее с казенными текстами позднесоветской эпохи, в которых легко можно разглядеть отсутствие у их авторов понимания своей же риторики и веры в нее, уже не говоря об исторических перспективах их дела.

Если авторы таких памфлетов в раннесоветские годы верили в провозглашаемые ими идеи мировой революции и классовой борьбы, понимая, к чему они их обязывают, то позднесоветская риторика характеризовалась абсолютно лицемерными декларациями столь же банальных, сколь и лживых лозунгов в стиле «все во имя человека, все во благо человека» (на что в народе при Брежневе шутили – «и вы даже знаете этого человека») с пафосными осуждениями «империалистических козней Запада» и прочих пропагандистских жупелов. Таким же взору внимательного читателя предстанет и утвержденная летом 2021 года Стратегия национальной безопасности Российской Федерации (далее Стратегия).

Гротескные декларации

Возвращаясь к историческим аналогиям, надо отметить, что риторику коммунистов в 20-40-е годы прошлого века отличала ее искренняя воинственность в отличие от лицемерного пацифизма и благоустроительства, которой она отличалась в 60-80-е годы. Строители государства мировой революции не скрывали того, что их приоритетом является борьба с внешними и внутренними врагами, считая что повышение благосостояния населения станет главной задачей лишь в обществе победившего коммунизма. Однако начиная с Хрущева советские коммунисты начали вести себя так, как будто бы коммунизм в СССР уже построен, скорее раздраженно реагируя на стремление империалистов помешать этому, чем фанатически стремясь с ними воевать.

Именно такое впечатление производят заверения авторов данной Стратегии о том, что в современной России «высшее значение имеют соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, повышение благосостояния народа, защита достоинства граждан Российской Федерации», которые на фоне происходящего в этой сфере в стране у одних могут вызвать ярое негодование, а у других грустную улыбку.

Также негативную реакцию вызывают утверждения, звучащие на фоне настоящего разгрома гражданского общества в России: «В настоящее время усиливается сплоченность российского общества, укрепляется гражданское самосознание, растет осознание необходимости защиты традиционных духовно-нравственных ценностей, возрастает социальная активность граждан, их вовлеченность в решение наиболее актуальных задач местного и государственного значения».

Далее, в условиях сильнейшего за последние десятилетия демографического провала и крупнейшего с 20-х годов прошлого века исхода россиян из страны, не может не вызывать усмешку то, что целями нынешней власти объявляются «сбережение народа России, развитие человеческого потенциала, повышение качества жизни и благосостояния граждан; поддержание гражданского мира и согласия в стране, укрепление законности, искоренение коррупции, защита граждан и всех форм собственности от противоправных посягательств, развитие механизмов взаимодействия государства и гражданского общества».

И, конечно, в условиях перехода к жесткому регулированию просветительской деятельности, зачистки университетского пространства, ограничения научного сотрудничества с иностранными коллегами и ставших обычными обвинений в шпионаже попросту гротескно выглядит декларирование таких целей, как «привлечение к работе в России ученых мирового уровня и молодых талантливых исследователей, создание и развитие на территории Российской Федерации центров международного сотрудничества в области науки и технологий».

Враги и «скрепы»

Но если одна часть Стратегии представляет собой описание того, как «хорошо в стране советской жить», то другая призвана указать, что этому угрожает.

Одной из основных таких угроз указывается «расшатывание общепризнанных норм и принципов международного права, ослабление и разрушение существующих международных правовых институтов». При этом указывается, что «Российская Федерация необоснованно обвиняется в нарушении международных обязательств».

Конечно, многие такие обвинения вроде обвинений в отравлении Литвиненко и Скрипалей, взрыве в Вржбетицех и т. п. можно отводить с формальной точки зрения – как говорится, «не пойман, не вор». Но разве Российская Федерация не была гарантом территориальной целостности Украины по Будапештскому меморандуму 1994 года и разве она не нарушила своих обязательств по нему не только фактически (в Донбассе), но и формально, заявив о включении в свой состав Крыма?

Откровенно говоря, подобное перекладывание Кремлем ответственности за подрыв международно-правового порядка на своих противников в 2021 году смотрится уже как рудимент прошлой эпохи. Ведь сегодня многочисленные неофициальные идеологи Кремля прямым текстом призывают действовать без оглядки на «филькину грамоту международного права», да и сам его хозяин демонстративно заявляет о несправедливости границ, закрепленных международным правом в конце прошлого века, да и вообще считает, что «границы России нигде не заканчиваются».

Поэтому попытки авторов Стратегии обвинять в пренебрежении международным правом противников путинской России, но не ее саму, на таком фоне выглядят откровенно несуразно. Впрочем, не более несуразно, чем обвинения Запада в попытках «силового давления на Россию, ее союзников и партнеров» и наращивании «военной инфраструктуры Организации Североатлантического договора вблизи российских границ», выдвинутые на фоне присутствия российских войск и ЧВК в Донбассе, Сирии, Ливии, ЦАР и других местах.

Впрочем, помимо рассуждений об угрозах физических, на этот раз в Стратегию были включены и рассуждения об угрозах нового типа – духовных.

«Традиционные российские духовно-нравственные и культурно-исторические ценности подвергаются активным нападкам со стороны США и их союзников, а также со стороны транснациональных корпораций, иностранных некоммерческих неправительственных, религиозных, экстремистских и террористических организаций. Они оказывают информационно-психологическое воздействие на индивидуальное, групповое и общественное сознание путем распространения социальных и моральных установок, противоречащих традициям, убеждениям и верованиям народов Российской Федерации», – говорится в ней.

Впервые прямым текстом угрозой для «культурного суверенитета» России (еще одно новое понятие) в Стратегии называется «вестернизация культуры». Но, к сожалению, в ней нет ответа на вопрос, когда она началась, в чем проявляется и как с ней бороться.

Например, стоит ли в таком случае осудить вестернизационные реформы Петра I и отказаться от их последствий для самобытных московских русской культуры и уклада жизни? И как к этому отнесутся выходцы из Санкт-Петербурга – прямого порождения этой вестернизации русской культуры, стоящие сегодня у руля Российской Федерации?

Вообще же, всякий раз, когда в Кремле обращаются к теме «скреп», пытаясь позиционировать их как фундамент созданной в России за два десятилетия общественно-политической системы, становится видно, что это скорее сияющая дыра властного дискурса. Так, в Стратегии говорится: «Российская Федерация рассматривает свои базовые, формировавшиеся на протяжении столетий отечественной истории духовно-нравственные и культурно-исторические ценности, нормы морали и нравственности в качестве основы российского общества, которая позволяет сохранять и укреплять суверенитет Российской Федерации, строить будущее и достигать новых высот в развитии общества и личности.

К традиционным российским духовно-нравственным ценностям относятся, прежде всего, жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России. Традиционные российские духовно-нравственные ценности объединяют нашу многонациональную и многоконфессиональную страну».

Однако очевидно, что это выдача желаемого за действительное и набор взаимоисключающих претензий. Какими это, интересно, столетиями «права и свободы человека» были ценностями в России – при абсолютистско-крепостническом или тоталитарном режимах? Или какие были общие «нравственные идеалы» у верующих и воинствующих безбожников, насаждавших в стране семь десятилетий государственный атеизм?

Таких противоречий в этом мнимом многовековом единстве можно найти много, но все они вытекают из непонимания того, что и реальная Россия, и ее история включают и включали в себя носителей разных ценностей, зачастую конфликтных по отношению друг к другу. И это касается не только России, но и других крупных, исторических народов и стран, в которых происходило и происходит то же самое.

Если в Российской империи господствующей религией было православие, а в Советском Союзе господствовал марксизм-ленинизм, то постсоветская Россия декларировала отказ как от государственной религии (ст.14 ее Конституции), так и от обязательной идеологии, провозгласив идеологическое многообразие (ст.13). Такой подход стал попыткой заключения нового общественного договора, соответствующего уровню развития современного сложного общества – совокупности разных, объединенных не только непростым прошлым, но и желанием строить настоящее и будущее, в котором каждый сам сможет определяться со своими «нравственными идеалами» и представлениями об истории своей страны.

Однако после десятилетнего ослабления гаек в этой сфере правители России решили вернуться к привычному подходу – установлению единого набора «духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей» для всех с попыткой совместить внутри них несовместимое.

Приоритеты

Наконец весьма показательны внешнеполитические приоритеты России, закрепленные в Стратегии. Они сформулированы так:

- «…углубление сотрудничества с государствами – участниками СНГ, Республикой Абхазия и Республикой Южная Осетия на двусторонней основе и в рамках интеграционных объединений, в первую очередь Евразийского экономического союза, Организации Договора о коллективной безопасности, Союзного государства

- ...обеспечение интеграции экономических систем и развитие многостороннего сотрудничества в рамках Большого Евразийского партнерства

- ...развитие отношений всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия с Китайской Народной Республикой, особо привилегированного стратегического партнерства с Республикой Индией, в том числе в целях создания в Азиатско-Тихоокеанском регионе надежных механизмов обеспечения региональной стабильности и безопасности на внеблоковой основе

- ...углубление многопрофильного сотрудничества с иностранными государствами в форматах Шанхайской организации сотрудничества и БРИКС, укрепление функциональных и институциональных основ взаимодействия в рамках РИК (Россия, Индия, Китай)

- ...поддержка развития региональной и субрегиональной интеграции в рамках многосторонних международных институтов, диалоговых площадок, региональных объединений, в том числе в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Латинской Америке и Африке

- ...укрепление братских связей между русским, белорусским и украинским народами».

При этом в других местах Стратегии указывалось на то, что в Содружестве Независимых Государств происходят «дезинтеграционные процессы», выраженные в «разрушении связей России с ее традиционными союзниками». Поэтому фактически получается, что в СНГ надежными союзниками для России являются лишь непризнанные государства вроде Абхазии, Южной Осетии, Донецкой и Луганской республик, а также Беларусь – после того как ее правитель сжег для себя мосты в отношениях с Западом и повязал себя с Кремлем.

К слову, интересно, что при весьма плодотворном во многих отношениях сотрудничестве Кремля с Турцией, в отличие от Китая и Индии, она нигде не указана в качестве приоритетных внешнеполитических партнеров России. Что говорит лишь о том, что сотрудничество с Турцией в Кремле воспринимают в лучшем случае как тактически необходимое, в отличие от сближения с Китаем, которое де-факто определяется как стратегический внешнеполитический приоритет Кремля.

Впрочем, не стоит удивляться – именно роль вассала Китая является наиболее естественной для страны, чья власть, с одной стороны, противопоставила ее Западу, а с другой – не имеет ни понимания того, что могло бы стать декларируемой альтернативой ему, ни веры в свои декларации.