Недвусмысленная поддержка Турцией Азербайджана в деле освобождения его оккупированных территорий породила в российском медиа-политическом пространстве новую моду. Если активное участие Турции в политических процессах в арабском мире, будь то конфликты в Сирии или Ливии, давало российским «экспертам» повод говорить о неоосманизме, то сейчас, когда Турция встала на сторону тюркского Азербайджана, стало модно говорить о возрождении пантюркизма и исходящей от него угрозе России.
Образ этого угрожающего России пантюркизма лепится из конспирологических и пропагандистских сюжетов, в которых за геополитические планы Турции выдаются либо мечты отдельных маргинальных групп, либо выдернутые из контекста цитаты отдельных политиков. Если же говорить о содержании исходящей от него угрозы, то она обычно рассматривается в двух измерениях, каждое из которых стоит рассмотреть отдельно.
Первое — это угроза доминированию России на постсоветском пространстве, в том числе в Средней Азии и на Южном Кавказе.
Но из чего вытекает «право» России на такое доминирование? Основой единства советского пространства была идеология коммунистического интернационализма, отвергнутая самой Россией. Никакого привлекательного прагматического проекта общего рынка и пространства развития у России и постсоветских государств так и не возникло. Даже те страны, которые с русскими, как заявляется, связаны цивилизационным единством, будь то славянские Украина и Беларусь, православная Грузия или христианская Армения, в очередной раз сделавшая в 2018 году выбор в пользу западного пути развития, сегодня ориентируются на Европу, в которой видят привлекательную модель развития.
Так почему же тогда в таком случае привлекательной моделью развития для тюркских государств постсоветского пространства не может быть Турция? И почему они не могут стремиться к сближению с ней так же, как страны с преобладающим христианским населением стремятся к сближению с ЕС? Потому, что какое-то время они входили в состав даже не СССР, который был основан на коммунистической идеологии и кончился вместе с ней, а Российской империи?
А теперь представим себе, что Турция заявит о своем праве на исключительное влияние на Болгарию, Сербию, Македонию, Черногорию, которые когда-то входили в состав Османской империи. И на этом основании посчитает, что их планы вступления в ЕС и НАТО представляют для нее угрозу. Именно так сегодня действуют сторонники доктрины «исключительного влияния России» на постсоветском пространстве, но не руководство Турции, которое не только признает право стран, когда-то входивших в состав Османской империи, на вступление в ЕС и НАТО, но и поддерживает это стремление.
Кроме того, а точно ли стремление независимых тюркских государств укреплять и расширять свои экономические, политические и военные связи с Турцией угрожает доминированию в них именно России? Или оно является альтернативой скорее доминированию Китая, которое уже давно становится в этих государствах реальностью за иллюзорной ширмой «исключительного влияния» на них России?
Опубликованная в 1997 году книга «Великая шахматная доска», написанная американским геостратегом Збигневом Бжезинским, многими в России была воспринята чуть ли не как антирусский манифест. Однако там Бжезинский не просто писал о том, что геополитическая гегемония России на постсоветском пространстве должна уйти в прошлое, но и объяснял, чем стремление к ней вредно для самой России и что для нее может быть альтернативой.
Бжезинский писал: «Для многих русских дилемма этой единственной альтернативы может оказаться сначала и в течение некоторого времени в будущем слишком трудной, чтобы ее разрешить. Для этого потребуются огромный акт политической воли, а также, возможно, и выдающийся лидер, способный сделать этот выбор и сформулировать видение демократической, национальной, подлинно современной и европейской России. Это вряд ли произойдет в ближайшем будущем.
Для преодоления посткоммунистического и постимперского кризисов потребуется не только больше времени, чем в случае с посткоммунистической трансформацией Центральной Европы, но и появление дальновидного и стабильного руководства. В настоящее время на горизонте не видно никакого русского Ататюрка. Тем не менее русским в итоге придется признать, что национальная редефиниция России является не актом капитуляции, а актом освобождения. Им придется согласиться с тем, что высказывания Ельцина в Киеве в 1990 году о неимперском будущем России абсолютно уместны. И подлинно неимперская Россия останется великой державой, соединяющей Евразию, которая по-прежнему является самой крупной территориальной единицей в мире».
Такой выбор, по его мнению, неизбежно означает «согласие с геополитическим плюрализмом, который получил распространение на территории бывшего Советского Союза. Такое согласие не исключает экономического сотрудничества предпочтительно на основе модели старой европейской зоны свободной торговли, однако оно не может включать ограничение политического суверенитета новых государств по той простой причине, что они не желают этого».
Называя вещи своими именами, такое отношение к постсоветским странам как к обычным иностранным государствам все больше соответствует настрою самого российского общества. Так, опросы россиян, проведенные в сентябре этого года вполне себе провластным ВЦИОМом, показали, что большинство не хочет объединения даже с Беларусью. Вряд ли желающих объединяться будет больше со странами Центральной Азии и Южного Кавказа, которые российские геополитики хотят любой ценой удерживать в «сфере исключительного влияния» Москвы.
Многие российские оппозиционные политики уже давно предлагают ввести визовый режим для граждан этих государств — сейчас такие инициативы блокируются Кремлем по геополитическим соображениям, но кто знает, какую поддержку они наберут, когда в России будут проходить свободные выборы? В свою очередь, если, с одной стороны, россияне желают не интегрироваться с тюркскими странами Центральной Азии и Южного Кавказа, а дистанцироваться от них, а с другой стороны, у последних появляется потребность и возможность теснее интегрироваться с Турцией, то чем это противоречит национальным интересам России?
Однако в таком контексте начинает обсуждаться уже вторая «угроза пантюркизма» – границам самой РФ, от которой он якобы стремится отторгнуть тюркоязычные республики Северного Кавказа, Поволжья и чуть ли не Сибирь. Например, Арам Габрелянов, не последний человек в российском медиаистеблишменте, на полном серьезе пишет следующее: «Эрдоган очень умно и хитро ведет ситуацию к объединению Турции с Азербайджаном. 90-миллионная Турция проглотит Баку с её нефтяными и газовыми запасами легко. Одурманенные азербайджанцы уже морально готовы. На референдуме проголосуют за вхождение в Турцию на раз.
Следующий ход – оттяпать у Ирана Иранский Азербайджан , в котором живут 30 миллионов иранских азербайджанцев». То есть логика понятна – «пантюркизм» нацелен на включение всех тюрок в состав Турции, а значит, «разобравшись» с тюрками независимых государств Южного Кавказа и Центральной Азии и даже Ирана, потом он неизбежно примется за поглощение тюрок, живущих России.
Но эти борцы с ветряными мельницами пантюркизма не хотят замечать или признавать очевидного — ни в одном конфликте, в котором присутствуют ее интересы, Анкара не стала посягать на территорию соседних государств и включать ее в свой состав, как сделала в 2014 году одна северная страна… Причем Турция не сделала этого даже тогда, когда была в состоянии это сделать, как было с севером Сирии, который в шутку называли Турецкой Республикой Северной Сирии — по аналогии с Турецкой Республикой Северного Кипра (о ней чуть позже).
Однако вместо этого власти Турции неизменно заявляли о своей приверженности территориальной целостности Сирии, которая должна восстановиться не только де-юре, но и де-факто под властью правительства национального единства. Так же они повели себя в критический момент по отношению к Ираку, когда власти иракского Курдистана заявили о намерении провести референдум о независимости. Тогда, несмотря на то, что иракский Курдистан был давним стратегическим партнером Анкары, а за центральной властью Ирака стоял ее конкурент — Иран, Турция решительно встала на защиту территориальной целостности Ирака.
Такую позицию она занимает повсеместно — по отношению к Македонии, ориентируя албанское меньшинство добиваться защиты своих интересов в ее составе, по отношению к Сербии, поддерживая авторитет сербской власти в ее мусульманском регионе Санджак, то есть даже в тех случаях, когда, следуя логике борцов с пантюркизмом и неоосманизмом, ей бы следовало делать обратное. Поэтому, когда Турция поддерживает территориальную целостность Украины и Азербайджана в их международно признанных границах, это не «игра в одни ворота», а последовательная приверженность этому принципу.
Ее опровержением не может быть Турецкая Республика Северный Кипр, которая, во-первых, была создана в ответ на попытки греческих путчистов поглотить Кипр в целом, растоптав его независимость, гарантированную договором 1960 года, во-вторых, неоднократно при поддержке Анкары предлагала проекты реинтеграции Кипра, в конечном счете отвергавшиеся греческой стороной.
Такая политика вытекает из логики, которую попросту не могут или не хотят понять «борцы с пантюркизмом». При всех издержках этого процесса, которые мы сейчас не будем рассматривать, создание на обломках Османской империи современной Турецкой Республики стало тем достижением, незыблемость которого признают абсолютно все ведущие турецкие партии, включая правящую.
Современная Турция с ее границами и населением представляет собой хорошо функционирующее государство и консолидированную нацию, способные проводить в том числе успешную внешнюю политику. Поэтому полагать, что они планируют включать в свой состав новые территории с десятками миллионов носителей хоть и тюркоязычной, но принципиально иной политической культуры, может только тот, кто не понимает самого характера турецкого национального государства, от которого не собираются отказываться не только турецкая оппозиция, но и турецкая власть.
В указанной парадигме суверенная Турция вполне может позволить себе как тесные межгосударственные связи, так в перспективе и союз с тоже суверенными тюркскими государствами Центральной Азии и Южного Кавказа в полном соответствии всем принципам международного права. Но, следуя тому же принципу, власти Турции никогда не заявляли каких-либо претензий на территории, входящие в состав Российской Федерации. Ныне покойный Невджет Ялчинташ, человек, близкий к руководству правящей сегодня в Турции партии, отвечая в свое время на вопрос российского журналиста о проблеме пантюркизма, сказал, что под таковым, «если, конечно, считать корректным применение этого термина» (его оговорка), следует понимать деятельность по культурному сближению «общих по языку, традиции и истории народов», а не их объединению в одно государство.
И тут надо понимать одну особенность самого тюркского мира, который, подобно славянскому, не един внутри себя, а составляет несколько разных и крупных блоков. Поэтому, например, когда в России в обиходе говорят о «славянах», то обычно подразумевают восточных славян, то есть русских, украинцев и белорусов, а не южных вроде черногорцев и не западных вроде чехов. Так же и туркам особо близки остальные народы огузской ветви тюрков, к которым относятся как раз тюркские народы независимых от России государств.
В РФ на стыке с огузами находятся кумыки и некоторые роды башкир, однако в остальном и эти народы, и остальные тюрко-мусульманские народы России относятся к кыпчакской ветви тюрок, а немусульманские — к огурской (чуваши) и сибирским (якуты, хакасы, тувинцы, алтайцы), которых кроме языка и очень древней истории мало что связывает с Турцией.
Если огузское пространство охватывает собой Среднюю, Малую Азию и Южный Кавказ (что отнюдь не означает, что Турецкая Республика намерена включать его в свой состав), то кыпчакское (Дешт-и-Кипчак) располагается в сердцевине Северной Евразии, в которой исторически тесно переплетены между собой судьбы потомков восточных славян, фино-угров и северных тюрок. И угрозу этому единству сегодня представляет не мифический пантюркизм, а вполне реальная тюрко- и исламофобия, зачастую исходящая от лоббистов иностранных государств, которым в силу их географического положения и проводимой ими политики необходимо превратить Россию то ли в «щит», то ли в «таран» против тюркского и мусульманского мира.
Наглядной иллюстрацией такой политики является беспардонная пропаганда, призванная втянуть Россию в азербайджано-армянский конфликт на одной из сторон, спекулятивно обосновывая это российскими геополитическими интересами.
Эти попытки исчерпывающе прокомментировал один из ведущих российских экспертов по Ближнему Востоку Кирилл Семенов: «Разговоры о «влиянии на Южном Кавказе» ведут к одному: втянуться на стороне Армении и не более. То есть нет никакого влияния, а есть просто Армения. И тогда не надо вообще говорить о Южном Кавказе, а просто ограничивать все Арменией. Так как Грузия уже никак не «сфера влияния», а если мы будем и дальше акцентировать внимание на турецкой поддержке Азербайджана и решим на этом фоне начать конфронтацию с Турцией, а значит и Азербайджаном, то потеряем любое влияние в Азербайджане, где турецкие позиции только укрепятся. Потому речь не о влиянии, а о попытках втянуть Россию в поддержку Армении и все».
Этим же и схожим целям в конечном счете служат и все разговоры про якобы пантюркистские планы, которые вынашивает руководство Турции и которые якобы угрожают интересам России. В действительности же руководство Турции проводит свою политику, полностью базируясь на международно-правовых принципах уважения суверенитета и территориальной целостности государств, которым никак не противоречит культурное взаимодействие и человеческое общение поверх границ представителей славянских, фино-угорских и тюркских народов, добрососедство которых в Северной Евразии лежит в основе существования России. И чем быстрее она осознает свои подлинные национальные идентичность и интересы, перестав гнаться за химерами и служить иностранным интересам, тем меньше она будет подвержена фобиям вроде надуманной «угрозы пантюркизма».