Попытки Тегерана нащупать новые направления для своих экспансионистских планов свидетельствуют о том, что подобная линия по силовому продвижению иранского влияния будет сохраняться вне зависимости от степени внешнего давления и внутриполитических сложностей в самом Иране (ИРИ). Внешняя экспансия является непременным атрибутом иранских властей после революции 1979 года.
Даже непосредственно в постреволюционный период только что образованная ИРИ, погруженная в кризис и кровопролитную войну с Ираком, все равно изыскивала возможности для поддержки «шиитской восьмерки» афганских моджахедов или же для создания «Хезболлы» в Ливане, проецируя через эти структуры свое влияние на иные государства.
Надо отметить, что предшественник ИРИ шахский Иран также по мере наращивания своей военной мощи стремился стать главенствующей региональной силой не только на Ближнем Востоке, но и в акватории Индийского океана. Для этой цели шах закупил у Соединенных Штатов шесть самых современных ракетных эсминцев, аналогов которым не было на тот момент в самих ВМС США.
Четыре первых корабля этого типа получили названия «Куруш», «Дариуш», «Аннуширван» — в честь правителей древнеиранских империй Ахеменидов и Сасанидов, а еще один «Надир-шах» по имени правителя Персии XVIII века, основателя династии Афшаридов, который вел войны с Османской империей, афганскими племенами и Великими Моголами (эти четыре эсминца шах так и не успел получить и после революции они оказались в составе ВМС США). В этих названиях отчетливо отражается преемственность современного шахского Ирана ХХ века от всех предшествующих государств, возникавших на этой территории — от персидских империй Древнего мира до мусульманских держав.
Апогеем подобного подхода стало празднование 12-16 октября 1971 года 2500-летия Персидской империи, когда шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви и шахбану Фарах Пехлеви почтили память Куруша (Кира) Великого в его усыпальнице, а само мероприятия посетили высокопоставленные гости ведущих мировых держав. Тем самым правители Ирана наглядно продемонстрировали миру, что иранская государственность не начинается в исламский период, а уходит корнями в эпоху Ахеменидов, преемниками которых являются и современные правители Ирана.
Казалось бы, установление в Иране исламской системы вилаят аль-факих после революции 1979 года должно было покончить с этими неоимперскими и националистическими амбициями предшествующих иранских правителей. Но, при более пристальном рассмотрении, наоборот, оказывается, что новая иранская идеология, опирающаяся на догматику шиизма двунадесятников (имамитов, признающих 12 шиитских имамов) в полной мере сохранила, пусть и в видоизмененном виде, имперские парадигмы шахского Ирана.
При этом ИРИ, в отличие от шахского Ирана, сформировала гораздо более гибкую неоимперскую идеологию. В ней найдется место как иранскому национализму, так и исламскому интернационализму и солидарности, но последние имеют подчиненное значение и служат скорее «экспортным брендом».
Иранские имперские основы, хотя и в завуалированном виде, заложены в само вероучение шиизма. Догматика имамизма (шиизма двунадесятников) во многом является продуктом иранского национализма, трансформации и приспособления исламских норм под интересы иранского национального возрождения. Восприятие большинством иранцев этого учения и было связано с тем, что в нем наиболее рельефно проявлялись собственно иранские великодержавные черты, связь между древнеперсидскими языческими, с точки зрения ислама, монархиями и мусульманским иранским народом.
Важную роль в этом процессе «подстраивания» религии под нужды народа сыграло национально ориентированное течение шуубия, которое явилось ответом иранцев на арабский национализм Омейядов. При этом выразителями этого направления стали почитаемые и в суннитском исламе богословы.
Это касается прежде всего имама Мухаммада ибн Джарира ибн Язида ибн Касира ат-Табари и его произведения «История пророков и царей», где в мельчайших подробностях описываются деяния персидских монархов доисламского периода из эпохи Сасанидов. Прочтение этих глав, безусловно, способно сформировать комплиментарное отношение у иранских мусульман к доисламскому периоду Ирана, с его имперским блеском и процветанием народа.
Еще более показательны подходы автора «Шахнамэ» Хакима Абулькасима Фирдоуси Туси, у которого уже явно прослеживаются черты шиизма, который как раз являлся следствием его приверженности иранскому национальному возрождению. В частности, с одной стороны Фирдоуси, в отличие от более поздних шиитов, признает законность правления и праведность халифов Абу Бакра, Умара и Усмана, хотя и ставит Али ибн Абу Талиба выше них.
Но с другой, он фактически перечеркивает все их достижения, выразившиеся в исламском фатхе — то есть походах мусульман и завоеваниях ими соседних империй, прежде всего иранских Сасанидов. Фирдоуси, устами иранских персонажей «Шахнамэ» («Письмо Рустама») сожалеет о гибели Сасанидской державы, а завоевавшие ее арабы-мусульмане из первых благочестивых поколений мусульман приравниваются к «варварам».
И здесь очевидно противоречие, то есть признание праведности первых халифов, разрушивших сасанидскую империю, при сожалении о разрушении самой этой империи. Это противоречие и было собственно преодолено в рамках шиизма двунадесятников (имамитов), которые просто вывели за рамки ислама первых трех праведных халифов, превратив их в узурпаторов власти, а значит и низведя все их заслуги и достижения, в том числе и разгром Сасанидов, чуть ли не до уровня преступлений. При том, что Али ибн Абу Талиб или его сыновья, по мнению шиитов, не были замешаны в этих завоевательных походах арабов против персов, а потому и гораздо более позитивно воспринимались в среде сторонников иранского возрождения.
Мало того, в дальнейшем появляются «хабары» — священные шиитские предания, в которых говорится, что сейиды — потомки Хусейна, сына Али, особо почитаемого шиитами, к которым принадлежат и все 12 святых шиитских имамов, также являются и потомками персидских шахиншахов из династии Сасанидов. Утверждается, что Шахрбану — дочь последнего шахиншаха Ирана Езигерда III была вывезена в Медину, где при поддержке Али ибн Абу Талиба вышла замуж за Хусейна и родила ему сына Али, более известного под именем Зайн аль-Абидин, четвертого шиитского имама.
В этих сообщениях также подчеркивается, что сам Али якобы разговаривал с Шахрбану на персидском языке и предложил ей самой выбрать себе мужа, которым и стал Хусейн ибн Али. Тем самым подчеркивалось ее высокое положение, как и особое место персидского языка.
Естественно, и у самих царей-шахиншахов из династии Сасанидов в шиитском вероучении возвышенное место. Им позволено избежать адских мук, несмотря на то что они до конца жизни противостояли мусульманам и умерли врагами ислама.
Например, в одном из хабаров сообщается, что Али ибн Абу Талиб заговорил с черепом хосроя (имеется в виду последний персидский царь Езигерд III) и спросил о его делах, на что тот ответил: «Я лишен Рая по причине отсутствия моей веры в него [т.е. посланника Аллаха], но несмотря на мое неверие, Аллах избавил меня от наказания Огня по причине моей справедливости и беспристрастия по отношению к моему народу. Воистину я — в Огне, однако огонь запретен для меня!» (cм. «Бихар аль-ануар» 41/216).
Факт брака Хусейна и сасанидской принцессы приобретает особое значение, если принять во внимание шиитскую догму о т.н. «Свете Божественного союза» — нур аль-валайа (см. Amir-Moezzi 1992, pp.75-112), от которого и должен появиться имам Махди, будучи потомком как пророка Мухаммада, так и иранских Сасанидов. Таким образом, начиная с имама Зайн аль-Абидина и далее, шиитские имамы будут носителями двойного «света»: валайи от Али и Фатимы (таким образом, Мухаммада) и «света» от древних царей Персии, переданного через Шахрбану.
Соответственно, и шиитский Иран, почитающий 12 имамов, становится одновременно как преемником сасанидской, а через него и ахеменидской империи, так и «столпом истинного ислама».
Собственно, и границы иранского влияния — «Большого Ирана» — могут также определяться прежними империями, на наследство которых ИРИ претендует. Наиболее исторически близким к современному Ирану является государство Надир-шаха (XVIII век) и империя Сефевидов, существовавшая в XV-XVIII веках.
Эти две шиитские империи также занимают важное место в консолидации собственно многочисленной прослойки тюркских народов под эгидой правителей Ирана, поскольку Надир-шах, как и Сефевиды, были тюркскими по происхождению династиями (как и последовавшие за ними Каджары или Пехлеви).
При этом именно Сефевиды являются первыми правителями шиитов-двунадесятников, создавшими собственное шиитское государство. Прежде считалось, что только после пришествия имама Махди шииты создадут свое государство, которое, собственно, будет иметь общемировой масштаб.
Поэтому часто и нынешние иранские власти называют «неосефевидами» не только по причине их имперских амбиций, но и в связи с тем, что они, как и Сефеви, отошли от изначальных догм имамизма и создали свое государство, не дожидаясь прихода Махди. Надо отметить, что многие шииты, например, в Ираке, с таким подходом не согласны и считают современных правителей Ирана покусившимися на власть «скрытого имама», то есть Махди, которую они по сути узурпировали.
В то же время Ахеменидское и Сасанидское наследие дает возможность расширять подобные горизонты «Большого Ирана» вплоть до Средиземного моря, Египта и Аль-Кудса (Иерусалима). Последними иранцы управляли в эпоху Ахеменидов, но также овладели в ходе персидско-византийских войн (602-628 гг.).
Показательно, что и поддержка йеменских хуситов может также обосновываться не только шиитскими связями Йемена и Ирана, но и историческими аспектами иранского влияния в Южной Аравии. В частности, иранцы завоевали Йемен и Южную Аравию около 570 года и управляли ими вплоть до обращения йеменцев в ислам.
