30 лет со дня подписания Беловежских соглашений, исполнившиеся 8 декабря 2021 года, стали важным медийным и политическим событием в путинской России. И, конечно, в его контексте не обошлось без обсуждения личности Михаила Горбачева.
Тем более что этот исторический юбилей пришелся на тот же год, что и его личный, девяностолетний юбилей. А смерть в начале 2022 года одного за другим двух последних подписантов Беловежских соглашений — Станислава Шушкевича и Леонида Кравчука подводит под этими событиями своеобразную черту.
Неслучайный человек
Задаваясь вопросом о том, как во главе мировой державы своего времени оказался человек, под чьим руководством она прекратила существовать, многие ищут на него ответ в конспирологии. Однако Горбачев в советском руководстве не был случайным человеком, которого могли привести к вершинам власти только тайные общества или спецслужбы.
Вообще, как в XVIII веке можно говорить об условно немецкой эпохе в российской политике, так и во второй половине XX века в советской политике можно говорить об условно украинской и южнороссийской эпохе. После смерти Сталина у власти оказывается уроженец пограничной Курщины Хрущев, затем уроженец Днепропетровской области с корнями из той же Курщины Брежнев, потом уроженец Ставропольщины Андропов, после него сибиряк по месту рождения, но этнический украинец Черненко.
Уроженец Ставропольщины Горбачев (по отцу с корнями из Воронежской области и с матерью-украинкой) органично вписывался в этот ряд, и неудивительно, что он был выдвиженцем своего земляка Андропова.
Более того, по свидетельствам Аркадия Вольского, именно молодого Горбачева Андропов видел своим преемником. Однако после его смерти советскую геронтократию возглавил проживший и проправивший всего год Черненко, после чего во главе КПСС и СССР встал уже Горбачев.
Эту связь между Горбачевым и Андроповым надо иметь в виду, рассуждая как об их мотивах, так и о результатах их деятельности. Ведь, на первый взгляд, может показаться, что это полные противоположности. Один «закручивал гайки» в стране и активно лоббировал ввод советских войск в Афганистан, другой ввел «Гласность и Перестройку» и вывел советские войска из Афганистана.
Однако общего в их политике больше, чем может показаться. Уже Андропов понимал, что СССР находится в глубоком кризисе и разрабатывал план его реформирования. А пытавшийся бороться с этим кризисом Горбачев отнюдь не сразу начал с политической и экономической либерализации. Скорее наоборот, его приход к власти в 1985 году ознаменовался самым жестким «закручиванием гаек», которое только могли представить себе советские люди — введением «сухого закона».
Да и в отношениях центра с союзными республиками Горбачев тоже начал отнюдь не как сторонник их независимости. Например, в 1986 году он сделал то, на что не могли решиться многие его предшественники — вопреки неписаному правилу назначать первым секретарем республиканской партии представителя титульной национальности, он снял с этой должности в Казахстане популярного казаха Динмухамеда Кунаева и назначил на его место русского уральца Геннадия Колбина.
Следствием этого стали массовые акции протеста, которые были жестоко подавлены советскими силовыми структурами. Другой пример — получившая максимальную публичную поддержку именно при Горбачеве, но активизированная еще Андроповым деятельность московских следователей Гдляна и Иванова, которые были отправлены в республики Центральной Азии, чтобы разгромить местные элиты.
То есть начинал свое правление Горбачев вполне как андроповец. Но что-то пошло не так...
От «закручивания гаек» к Перестройке
Уже через два года стало ясно, что ужесточением контроля не преодолеть кризис советской плановой экономической системы. Так, в 1987-1988 годах начинается собственно Перестройка — экономическая и политическая с сопутствующей ей внешнеполитической «разрядкой». Впрочем, последняя это тема вообще для отдельного разговора...
В экономической сфере легализуются кооперативы и совместные предприятия, на основе которых формируется рыночный сектор. С одной стороны, это привело к оживлению экономики в сфере обслуживания и зарождению прослойки легальных предпринимателей-кооперативщиков (до этого существовали только нелегальные «цеховики» и «фарцовщики»).
Но проблема заключалась в том, что все производство, включая сельскохозяйственное, оставалось в государственной собственности и функционировало по законам плановой экономики. Она и раньше была в кризисе, а с появлением в стране рыночного сектора руководители предприятий и вовсе лишились стимулов работать в рамках плановой системы.
В такой ситуации надо было развивать рыночные реформы дальше, предоставляя предприятиям экономическую самостоятельность и давая им стимулы для работы на рыночной основе. Однако это ставило под сомнение идеологический фундамент, на котором был создан и стоял СССР.
Уже не говоря о таких неизбежных экономических последствиях таких реформ, как банкротство неконкурентоспособных предприятий, рост цен и падение доходов. Поэтому «консервативная» часть партийного руководства встала на пути у проведения рыночных реформ, что привело к развитию в стране экономического кризиса.
Неудивительно, что в таких условиях Горбачев начал ослаблять позиции правящей партии. В 1989 году был созван первый Съезд народных депутатов СССР, в котором приняли участие 2250 (!) депутатов со всей страны. Бурные дискуссии во время этого съезда выявили наличие как сторонников «ускорения» Перестройки в виде проведения более радикальных политических и экономических реформ, так и сторонников сохранения прежнего строя. Между ними пытался лавировать Горбачев, оказавшись тем самым между молотом и наковальней.
Начавшие возникать внутри КПСС «платформы» стали основой для появления в будущем новых партий. Последнее стало возможным после того, как в 1990 году была отменена в ее прежней редакции статья 6 Конституции СССР, которая провозглашала КПСС «руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций».
Если бы все это происходило в обычной стране, то закончилось бы либо мирным реформированием государства, либо относительно бескровной революцией против тех, кто не позволял этого сделать. Последняя в общем-то и произошла в Москве 19-21 августа 1991 года, когда попытка военного переворота, предпринятая частью партийного и силового руководства, разбилась о массовое гражданское сопротивление. Однако в условиях такой страны, как СССР, все это закончилось ее распадом и появлением на ее месте множества государств.
Фатальный вопрос — национальный
«В чем я действительно ошибся — это в том, что недооценил силу национализма», — скажет Михаил Горбачев уже после ликвидации СССР. И действительно, как москвичей по Булгакову испортил квартирный вопрос, так СССР погубил вопрос в первую очередь национальный.
Уже массовая межнациональная драка в апреле 1986 года в Якутске была неприятным для многонациональной страны звоночком. А вот декабрьские события того же 1986 года в Казахстане стали уже не просто звонком, а настоящей сиреной. Дальше больше — в 1987 году вспыхнул первый уже не просто межнациональный, но и межреспубликанский конфликт.
Армянские националисты в Нагорно-Карабахской Автономной Области при поддержке своих единомышленников в Армении и лоббистов в Москве потребовали ее передачи из состава Азербайджана в состав Армении. Параллельно с конца 1987 года происходит насильственное выдавливание азербайджанцев из Армении.
Хлынувший в Азербайджан поток изгнанных азербайджанцев стал питательной средой, в которой начались армянские погромы, включая печально известный сумгаитский в феврале 1988 года. Нарастала конфликтность и в других регионах, чьи статус или принадлежность оспариваются разными народами.
В этот момент повсеместно возникают народные фронты, которые по сути были национально-республиканскими. Страны Балтийского региона, присоединенные к СССР только накануне Второй мировой войны, начав с требований демократизации и расширения самостоятельности, быстро пришли к борьбе за восстановление государственной независимости.
В этом они имели поддержку западных стран, никогда не признававших их присоединения к СССР. В Молдавии у национального движения существовала установка на воссоединение с Румынией.
Но подобные перспективы оказаться в чужих независимых национальных государствах вызывали отторжение у значительной части русскоязычного населения. Последним пытался воспользоваться центр, пытающийся организовывать их в Интернациональные фронты (Интерфронты) для противостояния центробежным национальным силам.
Тут мы снова возвращаемся к теме Юрия Андропова. По свидетельству уже упомянутого Аркадия Вольского, одной из главных идей Андропова была идея административного переустройства СССР путем преобразования национальных республик в территориальные единицы, образованные по хозяйственно-экономическому принципу.
«У него была идефикс — ликвидировать построение СССР по национальному принципу. Межнациональная рознь в СССР подавлялась. Не была такой злобной, как ныне. Однако тлела всегда. Как-то генсек меня вызвал: «Давайте кончать с национальным делением страны. Представьте соображения об организации в Советском Союзе штатов на основе численности населения, производственной целесообразности, и чтобы образующая нация была погашена. Нарисуйте новую карту СССР», — рассказывал Вольский об одном из таких разговоров с Андроповым.
Показательно, что именно такую идею выдвинула первая после КПСС зарегистрированная партия — Либерально-Демократическая Партия еще Советского Союза Владимира Жириновского. И такое совпадение явно неслучайно — как Юрий Андропов был в свое время руководителем КГБ, так с этой организацией изначально был связан и Владимир Жириновский, чем и объясняется внезапное появление и бурное развитие этого политика и его партии.
Однако озвучиваемые Жириновским идеи ликвидации республик и опоры центра на живущих в них русских в самих этих республиках воспринимались как красная тряпка. И это понятно, ведь после распада Российской Империи, в которой не было национально-территориальных автономий, Советский Союз сумел состояться в том числе благодаря тому, что коммунисты согласились их создать.
При этом во многом эти автономии были фиктивными, а советские культура и интернационализм, насаждаемые поверх них, фактически были инструментами русификации. Поэтому, когда в 1961 году тогдашний советский руководитель Никита Хрущев провозгласил возникновение в СССР советского народа как «новой исторической общности людей», под этим были определенные основания.
Правда, эта общность была не такой уж и новой — точно так же из разноэтнического населения на основе русской культуры в колониальных городах Российской империи прежде формировалась общность «русских подданных».
Фактически новая историческая общность советских людей была новой вариацией общности усвоивших русские язык и городскую культуру подданных Российской империи. Отсюда и пришедшееся ко двору название для ее обозначения — «русскоязычные», которое в условиях этнизации понятия «русский», произошедшей в СССР, позволяло охватывать людей русской культуры не только русского происхождения.
Но сделать на них ставку в пику не только национальным движениям, но и самим национальным республикам, из которых был составлен Советский Союз, означало отвергнуть те основы, на которых он был создан. Понимал ли это Андропов, неизвестно, но вот Жириновский и другие деятели, вышедшие из среды Интерфронтов, это не только понимали, но и открыто провозглашали.
Так, вокруг рупоров вроде передачи «600 секунд» и газеты «День» начала формироваться новая идеология, рассматривающая Советский Союз не как государство победившего пролетариата и мировой революции, а как историческую Россию.
Возможно, в противостоянии центробежным силам советское руководство могло бы опереться на сторонников подобных идей среди «русскоязычных» в союзных республиках. Если бы не тот удар по перспективам «исторической России», который был нанесен изнутри самой тогдашней России, то есть РСФСР.
Ельцин и Россия
Не будет преувеличением сказать, что главным политическим могильщиком не только Михаила Горбачева, но и всех проектов сохранения и реформирования Советского Союза стал Борис Ельцин. Роль, которую он сыграл в развале СССР, чем-то сродни роли, которую сыграл в развале Югославии Слободан Милошевич, типаж которого как политика был весьма близок ельцинскому.
Оба они не боялись обращаться напрямую к народным массам, то есть делать то, что категорически не получалось у Горбачева. Именно благодаря этому Ельцин перехватил инициативу у Горбачева, радикализируя критику существовавшей системы и обвиняя его в нежелании и неспособности ее менять.
Но главное, что позволило ему победить Горбачева в борьбе за власть, — это начатая им борьба за превращение во многом номинальной республики, которой была в Советском Союзе РСФСР, в политически самодостаточное государство. И в этом уже состояло отличие между Ельциным и Милошевичем — если второй использовал Сербию для захвата власти в Югославии, а в условиях начала ее распада, спровоцированного его действиями, пытался сохранить в ее составе населенные сербами земли других республик, то Ельцин принес СССР в жертву взятию всей полноты власти в России.
Впрочем, такая разница в подходах была скорее тактической, чем идеологической, так как, установив контроль над Россией, Ельцин довольно быстро начал стремиться к подчинению ей других постсоветских государств, в том числе, подобно Милошевичу, откалывая от них отдельные куски. Однако сперва ему потребовалось развалить СССР, чтобы въехать в Кремль вместо Горбачева.
Горбачев был избран первым президентом СССР 15 марта 1990 года на заседании Верховного Совета СССР. Уже через два месяца – 29 мая 1990 года Ельцина избирают председателем Верховного Совета РСФСР, под руководством которого она 12 июня 1990 года провозглашает государственный суверенитет, пока еще в составе Советского Союза. А еще через год, в течение которого союзное руководство стремительно утрачивает контроль над происходящим в союзных республиках, а новое российское устанавливает его над РСФСР, Ельцин избирается всенародным голосованием президентом последней.
Теперь уже отсчет обратного времени для СССР, из-под которого была выбита почва в виде республики его «старшего брата», пошел на месяцы. В этот момент Горбачев предпринимает последнюю отчаянную попытку сохранить СССР уже на новой основе, инициировав так называемый Ново-Огаревский процесс с целью заключения нового Союзного договора. Горбачев в ходе обсуждений республиками этого договора отстаивает концепцию обновленного Союза как широкой демократической федерации.
По его замыслу, союзное руководство, будучи ограниченным полномочиями республик, все же должно было сохранить самостоятельную роль – начиная с его избрания непосредственно гражданами Союза, заканчивая правом собирать союзные налоги. Ельцин настаивал на конфедерации, при которой и союзное руководство избирается республиками, и они же оставляют ему фиксированную часть налогом, самостоятельно собирая их у себя.
Сюжетом, позволяющим взглянуть под иным углом на перспективы сохранения Союза, была возможность привлечения автономных республик самой РСФСР к подписанию Союзного договора в самостоятельном качестве. Ставка на эту идею теоретически могла бы позволить Горбачеву остудить пыл Ельцина, если бы не два «но».
Во-первых, Горбачев и в этом не сумел проявить последовательности и однозначно опереться на руководство этих республик, в то время как Ельцин включился в борьбу за их симпатии, призвав их брать суверенитета столько, сколько они сумеют проглотить, но в рамках РСФСР.
Во-вторых, сила Ельцина была в фактической ставке на «русский фактор», нейтрализовать который только с помощью российских автономных республик было невозможно. Теоретически сделать это в России можно было, оперевшись и на русские регионы, то есть призвав к созданию Уральской Республики, Сибирской Республики, Дальневосточной Республики, Югороссийской Республики и т.д. с их последующим присоединением к Союзному договору в самостоятельном статусе.
Подобное, возможно, было бы по плечу революционеру, окажись он у руля Союза в тот момент. Но Горбачев был всего лишь непоследовательным реформатором, в то время как революционером в этой ситуации оказался скорее Ельцин.
Поэтому после того, как опирающийся на массы Ельцин сорвал попытку путча, устроенного советским военно-партийным руководством перед подписанием Союзного договора, он превратился в полновластного руководителя большей части территории СССР, в то время как власть Горбачева и вообще союзного центра стала чисто номинальной. И уже дальше контрольный выстрел — принятое в Беловежской пуще решение трех крупнейших республик — учредителей СССР (России, Украины и Беларуси) о его ликвидации.
Могло ли быть иначе?
Были ли альтернативы такому исходу горбачевских реформ — вопрос, и по сей день не перестающий волновать многих бывших советских граждан. И он возвращает нас к дискуссии об устройстве нового государства между Лениным и Сталиным, которую часто вспоминает и Владимир Путин.
Как известно, тогда Ленин предложил объединить РСФСР с республиками, формально не включенными в ее состав, но подконтрольными Москве, включив их все в СССР, тогда как Сталин считал, что они должны войти в Россию наряду с другими ее автономными республиками. Ленин исходил из того, что Советский Союз, который мыслился им как «Земшарная республика», в будущем сможет расшириться за счет новых стран, в которых победят коммунисты и которые не захотят входить в состав России.
Сталин же, видя это далекой перспективой (хотя именно он после Второй мировой войны на штыках приведет к власти коммунистов в половине Европы), указывал на то, что федеративный СССР и федеративная РСФСР будут дублировать друг друга.
В последнем Сталин был очевидно прав. Поэтому, хоть он формально и проиграл эту дискуссию, после того как страну возглавил он, РСФСР превратилась в фикцию, а СССР в ту «Большую Россию», которой он ее изначально видел.
Однако сохранение СССР как «Большой России» было проблематично по той же причине, по которой в значительной степени не смогла сохраниться ее предыдущая форма — Российская империя. Русских, с которыми она так или иначе ассоциировалась, в нем было уже меньше половины и по объективным демографическим причинам становилось чем дальше, тем меньше.
В Советском Союзе этот процесс был компенсирован появлением новой идеологии, проводниками которой хоть и стали те же русские и «русскоязычные», но которая была привлекательна своей интернациональностью и для многих людей с другой идентичностью. Поэтому в условиях краха этой идеологии, чтобы сохранить страну в ее границах нужна была новая интернациональная идеология, а не превращение этой страны обратно в «Большую Россию».
Нельзя сказать, что Горбачев этого не понимал — попытки создать новую социал-демократию путем «конвергенции» социализма и капитализма, на основе которой могли бы возникнуть «Соединенные Штаты Европы и Азии», подспудно преследовали именно эту цель. Но идеологии и проекты подобного рода могут формулировать и претворять в жизнь лишь визионеры, способные плыть против течения истории и изменять его. Горбачев же мог только плыть по течению, в конце концов не справившись с его силой.
