Массовые протесты в Грузии против принятия грузинского аналога российского закона об иностранных агентах привлекли внимание к происходящему в этой стране. Меж тем вызвавшая такую поляризацию в грузинском обществе идея вошла в повестку дня и ряда других стран.
Кыргызстан, Казахстан, Словакия — вот некоторые из государств, в которых подобные законы или уже приняты, или активно обсуждаются. Что между ними общего, чем они отличаются и о чем свидетельствуют подобные тренды?
От Кыргызстана до Словакии
Вступивший в силу 12 апреля кыргызстанский закон, по мнению экспертов, наиболее идеологически близок российскому прототипу. Те, кого в России называют «иностранными агентами», в Кыргызстане именуют «иностранными представителями», но в остальном, как считают комментаторы, они совпадают примерно на 90%.
«Иностранным представителем» в Кыргызстане теперь теоретически может быть признана организация, получающая финансирование в любом размере от любого иностранного лица. То есть при желании таковым можно будет признать за получение пожертвования в размере 1 доллара от зарубежного кыргыза. Правда, государству придется обосновать, что соответствующая организация участвует в акциях с целью воздействия на принятие государственных решений. Однако формулировка эта настолько широка, что если неугодная организация делает хоть что-то, что может быть интерпретировано подобным образом, такая квалификация вряд ли станет проблемой.
Впрочем, стоит отметить, что даже в таком виде кыргызстанский закон выглядит либеральнее российского образца. Хотя бы потому, что понятие «иностранного представителя» в нем пока относится только к организациям, тогда как в России ряды «иноагентов» активно пополняют физические лица. Кроме того, делается оговорка, что под него не попадает «деятельность в области науки, культуры, искусства, здравоохранения, охраны здоровья граждан, социальной поддержки и защиты граждан, социальной поддержки инвалидов, защиты материнства и детства, пропаганды здорового образа жизни, физической культуры и спорта, защиты растительного и животного мира, а также благотворительная деятельность».
В Казахстане пока не принят отдельный закон об иностранных агентах или представителях, и по прогнозам и уверениям ряда лиц, этого не будет сделано. Однако в сентябре 2023 года Министерство финансов Казахстана опубликовало список физических и юридических лиц, получающих иностранное финансирование, в который были включены свыше 240 организаций и граждан. В списке оказались международный центр журналистики MediaNet, представительство Норвежского Хельсинского Комитета в Казахстане, Международный фонд защиты свободы слова, а также известные журналисты Дмитрий Дубовицкий, Динара Егеубаева, Айнур Коскина.
И все же почти за год, прошедший с указанного момента, можно констатировать, что пока что казахстанская практика не пошла по российскому пути. «Иноагентов» в Казахстане обязали подробно отчитываться о получаемом ими иностранном финансировании, но ни о каком поражении их в правах на данный момент речи не идет. А министр финансов Казахстана Ерулан Жамаубаев подчеркнул, что внесенные в список юридические и физические лица не являются «иноагентами», так как в казахстанском законе такого понятия нет.
А вот инициаторы одного из словацких законопроектов об иноагентах, внесенного этой весной, похоже, решили максимально ориентироваться на российский прототип. В нем и говорится об «иностранных агентах», и требуется от тех, кто будет ими признан, снабжать все свои материалы плашкой «Внимание! Иностранный агент», и предполагается наказание для нарушителей этой нормы, включая признание таких организаций «нежелательными». Анонсируется в нем и то, что положение лиц, оказывающих содействие «иностранным агентам», будет регулироваться отдельным законом — явная рецепция аналогичной, уже более поздней российской нормы.
Столь явное подражание российского образцу неудивительно, если знать, что законопроект был разработан крайне правой партией Мариана Котлебы, яро поддерживающего Владимира Путина. В таком виде он бы вряд ли прошел, однако нынешний премьер-министр Роберт Фицо еще прошлой осенью анонсировал от лица своей коалиции закон, регулирующий иностранное финансирование общественных организаций. После его возвращения во власть перспектива принятия такого закона стала реальной, что и побудило осудить соответствующие планы представителей ЕС и НАТО. Но покушение на Фицо продемонстрировало, что политические противоречия в Словакии достигли пика, а принятие этого закона, как показывает грузинский опыт, гражданскому миру явно не поспособствует. Так что словацкой власти придется взвесить все обстоятельства перед тем, как принимать подобный закон.
Как в Америке или как в России?
Итак, инициативы об ограничении иностранного влияния на национальную политику сегодня имеют место не только в Грузии. Оправданно ли говорить, что во всех случаях они предполагают ориентацию инициаторов этих законопроектов на опыт современной России?
Перед тем как вернуться к этому вопросу, придется отметить, что несогласные с данным утверждением скорее всего укажут на то, что один из подобных законов раньше всего был принят в той стране, из которой сегодня раздается критика вышеуказанных законопроектов. Так, в США еще в 1938 году был принят закон о регистрации иностранных агентов (Foreign Agents Registration Act, FARA), который применялся для противодействия агентурному влиянию сперва нацистской Германии, а потом и коммунистического СССР.
Однако американский закон, с одной стороны, и российский, грузинский, кыргызстанский с другой, а также словацкий законопроект достаточно серьезно отличаются. Если американский закон определяет иностранного агента как лицо, которое находится под контролем, действует по указанию или в интересах иностранной силы, то перечисленные законы и законопроекты считают таковым любого, кто получает иностранное финансирование. Причем если грузинский закон и законопроект словацкого премьера хотя бы устанавливают планку в виде минимум 20% от общего финансирования, которые должны приходиться на иностранные источники, то в российском и кыргызстанском случае любое иностранное финансирование в любом размере может стать основанием для такого признания. Таким образом, если в США государство обязано доказать факт иностранного контроля над американским лицом, то в упомянутых случаях достаточно получать любое финансирование из иностранных источников (в том числе от своих зарубежных соотечественников), чтобы стать иностранным агентом.
В таком контексте надо отметить, что тем, кто просто получает иностранное финансирование на политическую деятельность, не находясь под контролем чужой страны, американское законодательство выделяет если не зеленый, то желтый коридор. На основании закона о раскрытии информации о лоббистской деятельности (Lobbying Disclosure Act) такие лица могут зарегистрироваться как иностранные лоббисты и абсолютно легально и открыто осуществлять свою деятельность. При этом важно подчеркнуть, что иностранный лоббист не становится своего рода «прокаженным», потому что точно так же регулируется и деятельность лоббистов, способствующих принятию государственных решений и в интересах чисто американских компаний. Кроме того, за скобки иноагентской деятельности в США выводятся гуманитарные, образовательные, академические учреждения, религиозные организации, а также адвокаты, которые оказываются под огнем соответствующих (проектов) законов и применительной практики в рассмотренных странах.
Поэтому стоило бы разделить две ситуации. Одно дело, когда государство пытается сделать прозрачными поступления работающим в нем организациям на ведение политически значимой деятельности, а также установить лиц, которые выполняют распоряжения иностранных сил, доказав это в суде. Другое – когда любой неугодный гражданин может оказаться иноагентом, ущемленным в гражданских правах, только за получение какого-то гонорара, гранта или пожертвования, а то и вовсе по факту своего нахождения за пределами страны, в том числе в вынужденной эмиграции.
И показательно, что даже страны, идущие на принятие контрольно-ограничительных мер в данной сфере, ведут себя по-разному. И если Казахстан ограничился только ведением реестра зарубежного финансирования, то российская модель перенимается теми политическими силами, которые вполне очевидно ориентируются на Кремль и ассоциирующийся с ним путь развития.
