В России уже давно предпринимаются попытки изучения исламского и тюркского факторов, имеющих для нее стратегическое значение. При этом некоторые эксперты изучают их не только как внешние, геополитические факторы, но и изнутри, пытаясь исследовать их движущие силы и побудительные мотивы, различные направления и взгляды внутри них, что потенциально позволяет определять и поддерживать стратегических или тактических союзников и формулировать задачи по нейтрализации опасных противников.
Русский фактор для исламско-тюркского мира имеет и будет иметь не меньшее значение, причем тем большее, чем большим будет их соприкосновение в контактных зонах, которые обе стороны рассматривают как традиционные сферы своих интересов. Поэтому изучение русского национального самосознания и разных, в том числе конкурирующих его проявлений, как в их исторической ретроспективе, так и в политике новейшего времени будет оправдано для исламско-тюркского пространства настолько же, насколько изучение исламского и тюркского факторов востребовано стратегами «русского мира». И если давним историческим аспектам русского вопроса посвящен цикл статей «Русско-турецкие не-войны», то эта статья в двух частях представляет собой общий эскиз русского национального лагеря в политике новейшего времени в том, что касается его отношения к мусульманскому и тюркскому факторам.
Скажи мне, кто твой враг...
Русский патриотизм, или национал-патриотизм, превращается в заметную политическую силу современной России после распада СССР, который был воспринят многими русскими как национальная катастрофа. Нельзя сказать, что до этого момента русский фактор вообще не был представлен в политике.
Общества, движения и партии, поднимающие русскую проблематику, стали возникать в СССР наряду с общественно-политическими организациями иной направленности с объявлением советским руководством «Гласности». Однако в отличие от других союзных республик, в которых оппозиция коммунистической партии имела ярко выраженную национальную направленность, в РСФСР демократическую оппозицию возглавили люди, не имевшие русского национального самосознания.
Уже в начале 1992 года последствия распада СССР и внутренней политики новой демократической власти породили растущее неприятие в стране. Однако в силу дискредитации коммунизма как идеи и дезорганизации российской компартии (с ноября 1991 по февраль 1993 года она не существовала) роль авангарда оппозиции в этот момент начинают играть национал-патриоты. При наличии множества конкурирующих организаций и лидеров, идеологическими и информационными точками сборки сторонников этого направления в тот момент становятся прежде всего газета «День» под руководством Александра Проханова и передача «600 секунд» Александра Невзорова. И если Невзоров был популярным эпатажным журналистом, то Александр Проханов стремился превратить свою газету в аналог ленинской «Искры» для разношерстного национал-патриотического движения.
Будучи сторонником воссоздания Союза и переживая его распад как личную трагедию, Проханов отличался положительным отношением к тюркскому и мусульманскому факторам и прохладным – к еврейскому и армянскому. Ходили слухи, что первое было связано с его татарскими корнями и увлечением идеями Льва Гумилева. Но это отношение можно объяснить и более очевидными причинами — именно мусульманские и тюркские республики до последнего оставались в составе СССР, в то время как требование армянских националистов передать Нагорный Карабах из Азербайджана в Армению, поддержанное российской демократической интеллигенцией, запустило распад Союза.
При этом как эта интеллигенция, так и весь новый демократический истеблишмент отличались повышенной концентрацией тех, кто в советские времена чувствовал себя стесненными из-за своего «пятого пункта». Обилие этих людей в новой политической, экономической и культурной элите страны на фоне того, что миллионами русских воспринималось в качестве национальной и личной трагедии, стало одной из главных русских этнополитических травм в постсоветской России. В такой ситуации антисионистский настрой, присущий исламскому миру, позволял многим русским национал-патриотам видеть в нем союзника в борьбе против общего врага — «западного империализма», который рассматривался как виновник «развала России», и «мирового сионизма» как его брата-близнеца.
Развитию этой тенденции среди русских национал-патриотов пытались содействовать и отдельные мусульмане. Например, регулярным автором газеты «День» был Шамиль Султанов, а Гейдар Джемаль одно время входил в руководство НПФ «Память» и пытался налаживать взаимодействие между национал-патриотами и исламскими силами, в частности, Исламской Партией Возрождения, членом которой он был. В 90-е годы в России издавалась русскоязычная антисионистская газета «Аль-Кудс», пользовавшаяся спросом у русской национал-патриотической аудитории.
Менее известный факт — встреча делегации русских национал-патриотов и казаков во главе с бывшим генерал-майором КГБ СССР Александром Стерлиговым с бывшим генерал-майором ВВС СССР Джохаром Дудаевым, в тот момент уже президентом самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия. На ней присутствовал и, вероятно, организовал ее небезызвестный Мовлади Удугов.
Однако готовность к диалогу с ичкерийцами была для национал-патриотов скорее исключением, чем правилом, что объяснимо, так как в данном случае затрагивался вопрос уже территориальной целостности России. А начало в 1994 году чеченской войны стало тем поворотным моментом, после которого симпатии к исламскому фактору среди национал-патриотов стали стремительно таять.
Впрочем, надо отметить, что к тому моменту в русском национал-патриотическом лагере уже сформировался круг тех, кто отстаивал диаметрально противоположные взгляды на этно- и гео- политику России. Если прохановский «День» был рассчитан на массовую аудиторию, то журнал «Наш Современник», также имевший внушительный тираж, был своего рода интеллектуальной лабораторией русского национализма. На его страницах активную полемику с евразийством и русскими тюрко- и исламофилами вели такие публицисты, как Ксения Мяло и небезызвестный Сергей Кургинян. Последний, будучи вхожим в советский истеблишмент, насколько известно, покровительствовал Национально-Республиканской Партии России (НРПР) и ее харизматическому лидеру, историку Николаю Лысенко.
Тот в свою очередь позволял себе максимальную откровенность в изложении непопулярных тогда среди национал-патриотов взглядов, называя главными угрозами для России пантюркизм и панисламизм, а сионизм – ее союзником в борьбе с ними. НРПР призывала к созданию сугубо славянской империи на основе союза РФ, Украины и Беларуси (в этом она претендовала на роль партии идей Солженицына) и – внимание – к союзу России с «национально-консервативным Израилем» и «странами восточнохристианской цивилизации».
11 декабря 1994 года НРПР совместно с Фондом поддержки русско-армянского содружества провела конференцию «Пантюркизм и проблемы национальной безопасности России» с целью выработки «единой стратегической линии для противостояния наступающему исламскому пантюркизму». Участники конференции призвали создать «Цареградский Союз» из народов, разделяющих эти задачи: греков, русских, сербов, армян, болгар и осетин. Показательно, что соорганизатором этой конференции стал вышеуказанный фонд, возглавляемый Сейраном Багдасаряном – тогдашним депутатом армянского парламента, входящим во фракцию АРФ «Дашнакцутюн».
Насколько известно, какое-то время эта партия оказывала поддержку НРПР для продвижения соответствующих идей в русском обществе. С той же целью с некоторыми русскими националистами взаимодействовал Игорь Мурадян – один из организаторов т. н. «Миацума», то есть присоединения Нагорного Карабаха к Армении еще в 80-е годы.
Если старые национал-патриоты были движимы залечиванием великодержавных травм, то НРПР пыталась играть на новых. После отмены системы прописки и развала СССР в российские города, ранее закрытые для миграции, устремились миллионы мигрантов и беженцев из южных республик. Призывы к противодействию «южной угрозе» позволили лидеру НРПР избраться в Государственную Думу — единственному в тот момент из открытых русских националистов. Впрочем, не надо забывать, что к тому времени нишу стихийного русского национализма и в Госдуме, и в российской политике уже заняла ЛДПР — партия эксцентричного «сына юриста». В отличие от НРПР или старых национал-патриотов, она характеризовалась отсутствием сколь-либо серьезной этно- и геополитической стратегии и безудержными ксенофобией и популизмом.
Однако показательный момент смены акцентов последнего описал в своей книге «Лимонов против Жириновского» бывший соратник «сына юриста» Эдуард Лимонов. В ней он рассказал, как после одного из антимигрантских антиармянских выступлений Жириновского на Юге России к нему подошли состоятельные представители армянской диаспоры и предложили ему свою поддержку. После этого из риторики Жириновского исчезли антиармянские нотки, зато в ней появились резкие антитурецкие и антимусульманские акценты.
Тем не менее, в середине и конце 90-х годов в русском национальном лагере между собой с переменным успехом продолжали конкурировать, с одной стороны, антисионистская и происламская линия, с другой стороны, антиисламская, просионистская и панхристианистская. В 1996 году Первая чеченская война завершилась Хасавюртовским соглашением, что устраивало большинство русских обывателей, но категорически не устраивало великодержавных ястребов.
При этом обострялись социально-экономические проблемы, которые ассоциировались с российскими олигархами и новым истеблишментом с советским цензом «пятого пункта» наоборот. В такой ситуации резкие антисионистские высказывания генерала Альберта Макашова в 1998 году сделали его центром притяжения многих национал-патриотов. Его союзником в тот момент был готов стать другой харизматик, высказывавший аналогичные идеи — губернатор Кубани Николай Кондратенко, которого отличали не только антисионистские взгляды, но и противодействие армянской диаспоре в возглавляемом им крае при достаточно комплиментарном отношении к мусульманским народам Кавказа.
Закрытые опросы накануне предстоящих парламентских выборов показывали, что связка пошедших отдельно от КПРФ под брендом Движения в поддержку армии (ДПА) Макашова и Кондратенко могла получить до 20% голосов избирателей, потеснив на националистическим фланге ЛДПР. Однако руководство КПРФ явно побоялось выхода из под его контроля «национальной колоны оппозиции» и поставило во главе списка ДПА блеклого Виктора Илюхина, убрав Макашова и Кондратенко в тень.
В итоге этот проект не смог взять даже пятипроцентного барьера, а голоса националистического электората снова ушли к ЛДПР. Этому способствовало и то, что Администрация президента сняла с выборов другого ее опасного конкурента – избирательный список «СПАС», организованный Александром Баркашовым при участии бывшего министра печати Бориса Миронова. Последний также активно использовал антисионистскую риторику, одновременно призывая к союзу коренные народы России в борьбе с общим врагом.
Между тем, входящая в конце 90-х годов в решающую стадию схватка между истеблишментом во главе с ельцинской Семьей и объединенной оппозицией превратила чеченский вопрос в основной инструмент этой схватки. «Вовремя» организованные взрывы домов со спящими мирными жителями и поход Басаева и Хаттаба в Дагестан позволили крайне непопулярному к тому времени Борису Ельцину сделать невозможное – передать власть своему преемнику, выдвинувшемуся в «национальные лидеры» на ниве борьбы с «международным терроризмом», ложно ассоциируемым с исламом.
Операция «Преемник» привела к разгрому старых национал-патриотов и маргинализации их идей союза с исламским миром в борьбе с Западом и мировым сионизмом и к торжеству новых национал-либералов, которые призывали к противоположному. Однако надо понимать, что хотя чеченская война снова сыграла им на руку, воспользоваться ею они смогли благодаря планомерной работе, которую вели в информационном пространстве и на идеологическом поприще.
Если в начале 90-х годов новый демократический истеблишмент, травмированный в советские годы «пятым пунктом», видел в русском патриотизме и тем более национализме угрозу для себя, то к концу 90-х годов, когда власть и собственность уже были перераспределены, а «пятый пункт» в паспортах остался в прошлом, его представители решили возглавить создание «нового русского национализма». В этом направлении работали Леонид Радзиховский, сотрудничавший с командой Александра Лебедя, Михаил Леонтьев, ставший идеологом «патриотического путинизма», а Глеб Павловский и Станислав Белковский создали целые интеллектуальные лаборатории по скрещиванию прозападного либерализма с «новым русским национализмом» – «Русский журнал» и «Институт Национальной Стратегии».
Главной идеей такого «нового русского национализма» стала необходимость создания русской или российской нации, но не в привычном этническом, а в гражданском понимании, как политической общности, объединенной «русской европейской культурой». Миссия этой «русской нации» ими виделась в утверждении в России «европейских ценностей» и их защите в союзе со странами Запада от противостоящих им угроз.
Такой подход оказался очень кстати для новой власти в начале нулевых годов, когда Россия пыталась представить себя Америке, подвергшейся атакам 11 сентября, как союзника в борьбе с международным терроризмом. В этот период российские спецслужбы начинают активно заимствовать опыт своих американских и израильских коллег, превосходя их по масштабам репрессий на исламском направлении благодаря отсутствию в России таких сдерживающих факторов, как правовое государство и развитое гражданское общество.
