Последние два столетия были отмечены проникновением множества модернистских тенденций, феноменов и идеологий в страны мусульманского мира вместе с попытками их «исламизации». Было много сказано и написано об «исламских корнях социализма», «исламской демократии», «исламском либерализме», «исламском экологизме» и прочих «измах». Как правило, для этого используются вырванные из контекста цитаты из священных книг ислама либо такие же точечно взятые факты из истории мусульманских обществ.
Концепция «исламского капитализма» или «мусульманских корней капитализма» кажется одной из таких попыток исламизировать явление, не имеющее реальной связи с мусульманской цивилизацией. Споры о том, насколько капитализм совместим с исламским учением, продолжаются уже не первый век. Более того, эти споры (как и споры о социализме) чаще всего заходят в тупик по одной простой причине – стороны не могут найти одно-единственное определение капитализма. Попробуем разобраться.
Что есть капитализм?
Капитализм – это термин, который часто используют, но для которого редко находят адекватное определение. Удивительно, что даже Адам Смит и Карл Маркс, известность которых основана на их анализе капитализма, почти никогда не использовали этот термин. По мере того, как гигантские экономические успехи девятнадцатого века разворачивались в полной мере, «капиталистическое» (capitalist) стало термином, который применяли к обществу, находящемуся в постоянном движении посредством предпринимателей (капиталистов).
Социологи трансформировали анализ капитализма, проведя различие между капитализмом как таковым и его видимыми проявлениями. Знаменитый ученый Макс Вебер утверждал, что капитализм зародился в настроении, питаемом протестантизмом.
Он считал, что капитализм как явление возник в результате церковной Реформации из протестантской этики, особого мировоззрения, которое способствовало «экономическому рационализму». Работа Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» по-прежнему остается крайне влиятельной, даже несмотря на многочисленную критику с разных сторон, особенно популярна его идея о том, что капитализм происходит из определенного менталитета. Другие ученые оспаривают утверждение Вебера и ищут истоки этого мировоззрения в средневековой Италии.
И уже в последнее время появилась линия исследователей, которые утверждают, что истинные корни этого мировоззрения следует искать в исламской цивилизации и религиозной этике ислама. Немецкий историк Кехлер в своей работе «Ранний ислам и рождение капитализма» (2014) изложил видение этой «прорыночной» линии особенно емко.
Определения капитализма остаются неуловимыми, потому что капитализм по своей природе эластичен и изменчив, и в нем трудно различать причины и следствия. В чем сходятся определения капитализма, так это в том, что перемены в капиталистическом обществе постоянны и вызваны поиском прибыли.
Следовательно, краеугольным камнем капиталистического общества является рынок. Некоторые другие составляющие также повторяются – например, капитал и труд поставляются разными сторонами; инвесторы могут выделять средства в отдельные предприятия; предприятия финансируются как за счет займов, так и за счет инвестиций.
Отсюда вытекает, что капитализму нужны определенные инструменты, такие как деньги, которые действуют как общий знаменатель стоимости товаров и накапливают богатство для будущего использования; соглашения о том, как поставщики капитала и рабочей силы распределяют прибыль; и общественное одобрение благосостояния, приобретенного посредством торговли, а не завоеваний.
Примечательно, что в списке благоприятствующих факторов явно отсутствует наличие могущественного государства. Капитализм в Аравии и Европе зародился в таких городах, как Мекка и Венеция, которые были вне контроля центральных правительств и больших империй. По мнению Бенедикта Кёлера, причина, по которой древние империи не имели большого значения для эволюции рынков, могла заключаться в том, что рыночные силы в погоне за прибылью бросали вызов авторитету государства, и, следовательно, у правительств не было мотивации поощрять их эволюцию.
Ранние мусульмане и рынок
Древние арабы сделали себе имя благодаря бизнесу, религиозное рвение в добавок к репутации торговцев пришло позже. В Библии упоминаются арабы, торгующие предметами роскоши, римлянин Плиний считал арабов «самыми богатыми народами в мире, учитывая, какие огромные богатства текут к ним как от римлян, так и от парфян».
Эти воспоминания были подзабыты, когда ислам вышел из Аравии, которая казалась (и многим кажется до сих пор) гигантской пустотой. Арабы для внешних наблюдателей стали завоевателями, сеющими страх во имя религии и войны. Рассматривать арабов в качестве воинов, а не торговцев, стало обычным делом, пока востоковед девятнадцатого века Алоис Шпренгер не указал на то, что арабы были «изобретателями мировой торговли».
Лишь тогда историки стали вновь обращать внимание на коммерческие истоки арабской культуры. Мухаммад ибн Абдуллах, пророк Аллаха, гордился своим происхождением из самого уважаемого племени Аравии, курайшитов, которые обязаны были своим положением успехам в бизнесе, а не в битвах.
Задолго до того, как Мухаммад родился в Мекке (в 570 г.), арабы занимались торговлей между Европой, Индией и Китаем. Они составляли торговые экспедиции, которые были порою огромными (до 2500 верблюдов) и уходили очень далеко (караваны в основном шли в Газу, корабли же плыли вплоть до Кореи). Такие предприятия требовали значительного материально-технического обеспечения: подготовка товаров, подбор персонала, экипировка верблюдов и кораблей. Но они также требовали сложных финансовых договоренностей: торговые экспедиции должны были получить финансирование, а менеджеры караванов и инвесторы хотели знать заранее, как делить прибыль.
Мекканские торговцы управляли своего рода компаниями на условиях, позволяющих инвесторам распределять свои риски, и давали менеджерам заранее согласованные бонусные акции. Эти компании были структурированы как компании венчурного капитала, и Пророк Мухаммад хорошо знал, как они были созданы и работали – его жена Хадиджа бинт Хувейлид была самым известным венчурным капиталистом Мекки.
На самом деле, Хадиджа впервые встретила Мухаммада, когда она инвестировала в караван, которым он управлял. После того как они поженились, Хадиджа продолжала управлять своими инвестициями, в то время как Мухаммад занимался торговлей. Мухаммад за двадцать пять лет супружеской жизни почти каждый день был вовлечен в практический бизнес, а Хадиджа стала первым человеком, обратившимся в ислам.
Большинство торговцев в Мекке, с другой стороны, враждебно относилось к вероучению Мухаммада, в том числе и потому, что они считали, будто ислам представляет угрозу бизнес-модели Мекки, основанной на приеме и обслуживании самых разных паломников. Аристократическое, оно же бизнес-сообщество прежде всего пыталось подкупить Мухаммада, чтобы «смягчить» его требования (они предлагали сделать его правителем и самым богатым человеком в городе), но когда им это не удалось, они бойкотировали его и вынудили переселиться из города. Мухаммад эмигрировал в Медину, а Мекка осталась под контролем его противника Абу Суфьяна ибн Харба.
В Медине пророк сформировал два учреждения, которые в каждом исламском городе на многие столетия вперед стали центрами общественной жизни: мечеть и рынок. Он воплотил в жизнь несколько десятилетий коммерческого опыта, издав ряд налоговых и коммерческих положений; он объявил торговлю на рынке Медины освобожденной от налогов и ввел закят, то есть налог для финансирования выплат по социальному обеспечению.
Он также установил множество коммерческих стимулов: он улучшил защиту потребителей; дал указания о том, как следует составлять коммерческие контракты, и запретил инсайдерскую торговлю. Список можно продолжать. Но коммерческое чутье в ранней исламской общине не утратилось со смертью пророка, все его первые три преемника были бывшими профессиональными торговцами, которые адаптировались к коммерческим условностям, когда земля ислама выросла из небольшого сообщества в империю.
Бенедикт Кёлер отмечает, что в сравнении с учением Мухаммада ни одно другое религиозное учение, приписываемое пророкам и учителям – Иисусу, Заратустре или Будде – не уделяет столько внимания торговой и финансовой политике общества, включая вопросы, связанные с налогообложением, регулированием цен и конкуренцией. При этом Мухаммад никогда не был противником богатства как такового, хотя и предупреждал, что богатство может стать сильным искушением и испытанием для многих людей (как, впрочем, и бедность).
Ранние мусульмане не считали поиск прибыли чем-то неблагородным. Димашки, торговец из Дамаска XII века, отмечал, что «здесь богатый человек считается уважаемым человеком, который заслуживает уважения людей, потому что он богат, не нуждается и хорошо использует свое состояние».
По мнению ряда историков, Коран, слова и действия Пророка и труды ранних мусульманских интеллектуалов показывают, что ранняя исламская экономическая мысль включала в себя идеи, которые мы сегодня ассоциируем с классической экономикой. Одним из примечательных аспектов является коранический запрет на ростовщичество (которое многими ошибочно ассоциируется с капитализмом вообще).
В широком смысле ростовщичество (риба) включает любую сделку, которая извлекает несоразмерные выгоды от клиентов или лишает деловых партнеров справедливой доли прибыли. Хотя Коран осуждает ростовщичество, он приветствует справедливую и согласованную торговлю, как показывает этот аят: «О те, которые уверовали! Не пожирайте своего имущества между собой незаконно, а только путем торговли по обоюдному вашему согласию» (4:29, перевод смыслов Эльмира Кулиева).
В Медине пророк отказался регулировать цены. Государственный контроль над ценами был стандартной практикой со времен Вавилонской империи. Но после голода в Медине, когда цены на продукты питания резко подскочили и сподвижники попросили установить для них предел, Мухаммад отказался, заявив, что лишь Бог контролирует цены, и что ни одно правительство не имеет полномочий устанавливать их. Как заметил Кёлер, это, по сути, та же позиция, которую позднее занял Адам Смит, утверждая, что рынки имеют тенденцию самокорректироваться, как бы «невидимой рукой».
Политика Мухаммада, позволяющая рынкам, а не правительствам устанавливать цены, оказала огромное влияние на другую экономическую политику в раннем мусульманском обществе. Например, мусульманские юристы утверждали, что торговцы могут законно повышать цены, чтобы максимизировать прибыль, и снижать цены, чтобы обойти конкурентов. Другая экономическая политика включала запрет на инсайдерскую торговлю и практики монополизма.
Раннее исламское учение помогло развить экономику как академическую область знаний. Мусульманский ученый XIV века Ибн Халдун внес вклад в теорию спроса и предложения и идею о том, что ценность товаров субъективна (то есть определяется исключительно тем, сколько люди готовы за них платить). Он также указал, что чрезмерные государственные налоговые ставки могут непреднамеренно снизить налоговые поступления, в то время как более низкие налоговые ставки могут повысить прибыль, тем самым изложив кривую Лаффера примерно на шесть столетий.
Одна из главный идей Бенедикта Кёлера и других историков этой линии заключается в том, что развитие европейского капитализма было вдохновлено исламскими правовыми и коммерческими инновациями, о которых европейцы узнали из торговли и борьбы с мусульманским миром.
Например, кирад – это коммерческий инструмент, впервые использованный в доисламской Аравии в качестве формы венчурного капитала для финансирования организации дальних верблюжих караванов. Кирады представляли собой соглашения о разделе прибыли между менеджерами и инвесторами, по которым только последние несли ответственность за убытки. Когда венецианцы разработали свою систему commenda (аналогичный подход, используемый для финансирования морских караванов), вероятно, это произошло благодаря знаниям, заимствованным из практики исламского рынка.
Еще одним исламским нововведением был вакф, благотворительный фонд, финансируемый за счет пожертвований основных ассетов (таких как сады или сельхозугодья), доходы от которых направлялись на социально полезные проекты, такие как медресе (школы), колодцы, дороги, больницы и так далее. Вакфы были юридически новаторскими образованиями – учреждениями со своими собственными юридическими лицами и структурой управления, неподконтрольными как отдельным персонам, так и государству.
Поскольку европейские организации, такие как рыцари-тамплиеры и францисканские монахи, присутствовали в крестоносных государствах средневековья, возникших на Ближнем Востоке, они были хорошо знакомы с этими исламскими институтами и стремились воспроизвести их у себя дома.
Например, в 1252 году папа римский Иннокентий IV учредил Universitas, которые в то время были новыми юридическими лицами. Как и вакфы, они не принадлежали отдельным персонам и обладали определенным набором прав и обязанностей. Более поздние образования, такие как высшие учебные заведения (которые так и называются – университеты) в Европе – и, в конечном итоге, современные корпорации – возникли на основе идеи universitas.
Крупные исламские города, такие как Александрия, Каир и Дамаск, построили инфраструктуру для размещения иностранных купцов из стран, заключивших с ними торговые договоры, а также для облегчения торговли с европейскими державами. Например, в таких городах действовали фундуки, опорные пункты, подобные тем, что использовались в бывшей Византийской и Персидской империях.
Прибыль от торговли между Средиземноморской Европой и Ближним Востоком была настолько огромной, что фундуки продолжал работать даже в разгар крестовых походов. Ибн Джубайр, путешественник из мусульманской Испании, ставший свидетелем похода Салахаддина на крестоносцев, с удивлением отмечает, что военные действия никак не касаются ни мусульманских, ни христианских купцов, продолжающих свое перемещение между двумя государствами.
Как уже было отмечено, эпицентры коммерческих инноваций в Европе не были центрами политической власти, такими как Рим или Париж, это были Венеция и Генуя, города-государства, которые вели самую активную торговлю с мусульманским миром. Независимо от того, спровоцировали ли исламские капиталистические инновации европейские инновации или они развивались независимо друг от друга, очевидно, что капиталистические институты и коммерческая практика не были исключительно европейским феноменом.
Религия в движении
Каждая из первых трех исламских династий осуществила замечательные институциональные инновации: праведные халифы ввели первый в мире государственный пенсионный план, Омейяды создали исламский золотой стандарт, а Аббасиды создали первый в мире рынок государственного долга.
Халифы поддерживали торговлю с азиатскими и византийскими рынками, основали Басру как ворота к морским путям, связывающим Аравию с Индией и Китаем, а в Константинополе городским торговцам-мусульманам была дана своя мечеть уже в восьмом веке. Салахаддин, знаменитый освободитель Иерусалима, объединил протекционизм мусульманских предпринимателей на рынках к востоку от Египта с политикой свободной торговли в Египте.
После смерти Пророка Мухаммада, мир ему, в 632 году мусульмане начали строительство халифата. В течение следующих трех столетий империя простерлась от Атлантического океана до Персии и стала доминировать на сухопутных и морских торговых путях, соединяющих Китай и Европу.
Мусульмане не создавали эти торговые пути – они использовали те, которые существовали еще со времен древних греков, но они контролировали и усиливали активность на них. По мере того, как жители Ближнего Востока стали более городскими и потребляли больше товаров, а их рынки стали более сложными, они заменили свою прежнюю практику одиночных рейсов: их торговцы больше не торговали напрямую с Китаем, а вместо этого продавали свои товары в промежуточных портах на Малабарском побережье Индии или в Юго-Восточной Азии.
Регион, окружающий Индийский океан, превратился в огромный морской базар, на котором продавалось впечатляющее разнообразие товаров. Товары, экспортированные из Ближнего Востока, включали ладан, мирру, аттар, золотую парчу, изделия из шелка, прекрасные ковры, высококачественное оружие, финики, фрукты, кожу, кофе, ормузскую каменную соль, сушеную рыбу и чистокровных лошадей.
Товары, импортированные на Ближний Восток, включали золото, серебро и металлические изделия из Европы; золото, слоновую кость и древесину из Восточной Африки; хлопчатобумажные ткани, драгоценные камни и рис из Индии; специи, черный перец, сандал и панцири черепах из Юго-Восточной Азии; а также фарфор, шелковые изделия и чай из Китая. Морские и сухопутные караванные маршруты соединяли прибрежные города с внутренними городами мусульманского мира, которые были основными центрами как производства, так и потребления.
В этот период немусульмане, торговавшие с исламским миром, столкнулись с динамичной и расширяющейся цивилизацией, которая распространилась из арабских пустынь, но была связана устойчивой концепцией исламской уммы (сообщества). Религия и торговля были взаимозависимыми: в период средневековья и раннего Нового времени, последовавшие за первоначальными территориальными завоеваниями мусульман, дальнейшее расширение границ ислама – на Малайский архипелаг, Западную Африку и другие места – чаще осуществлялось купцами, чем воинами.
Ранний ислам был в высокой степени странствующей религией: торговые пути позволяли исламским ученым путешествовать между сердцевиной исламского мира и его внешними границами. Прорыночная политика мусульман и их коммерческое процветание способствовали урбанизации, космополитизму, открытости новым идеям и научным исследованиям, а также покровительству исламского искусства и науки новым классом нуворишей.
Для европейских ученых основополагающее влияние исламской экономики стало очевидным далеко не сразу. Экономические системы Рима, Византии и исламского мира почти не фигурируют во влиятельной книге Эдварда Гиббона «Упадок и падение Римской империи», которая задает тон для многих последующих историй: «Мухаммад, с мечом в одной руке и Кораном в другом, воздвиг свой трон на руинах христианства и Рима». Современник Гиббона Адам Смит в «Богатстве народов» указал на связь между крестовыми походами и растущим процветанием Венеции.
После того как Адам Смит указал на то, как богатство создавалось в Европе за счет итальянской торговли, для историков девятнадцатого века плодотворные экономические отношения раннего исламского мира со средневековой Европой стали гораздо более заметным явлением.
По словам французского историка Фернана Броделя: «Торговля на дальние расстояния раннего европейского капитализма, начавшаяся с итальянских городов, вела свое происхождение не от Римской империи. Она приняла эстафету у достигшей блестящего рассвета в XI-XII вв. торговли мусульманской, у того ислама, который был свидетелем рождения стольких промыслов и стольких видов изделий, предназначавшихся на экспорт, стольких экономик с широким радиусом действия. Долгие плавания, регулярные караваны предполагали активный и действенный капитализм».
Упадок и новый расцвет
После всего сказанного логично возникает вопрос – что же случилось с исламским миром и его деловой хваткой, что эпицентр мировой экономики переместился в другие места?
Здесь есть несколько факторов, на которые указывают историки, хотя почти каждый из них вызывает огромные споры. Например, в качестве причины указывается нашествие монголов в XIII веке. В то время как крестовые походы изменили направления торговли, они скорее увеличили, чем уменьшили ее объемы, а вот монгольские походы, наоборот, нанесли существенный ущерб.
Также ударом стало открытие новых маршрутов для торговли, с открытием Нового света и прохода в Индию через мыс Доброй Надежды. Все Восточное Средиземноморье, включая Византию, Венецию и исламский мир, пришло в упадок.
Бенедикт Кёлер также считает, что фатальный ущерб исламской экономике был нанесен самими мусульманами. В частности, он обращает внимание на вмешательство государства в работу рынков. Египетские правители начали торговлю на дальние расстояния за свой счет, искажали цены и конфисковывали имущество предпринимателей.
Предупреждения Ибн Халдуна против правительственного интервенционизма остались без внимания: «Амиры и другие люди, находящиеся у власти в стране, которые занимаются торговлей и сельским хозяйством, доходят до того, что они обязуются покупать сельскохозяйственные продукты и товары у их владельцев, которые приходят к ним, по ценам, установленным ими самими по своему усмотрению. Затем они перепродают эти вещи подконтрольным им подданным в надлежащее время по ценам, установленным ими самими. Это еще более опасно, вредно и губительно для подданных».
Ибн Халдун был не единственным среди исламских экономистов, который предостерегал от вмешательства государства в рынки. Ранее Аль-Димашки утверждал: «Когда правитель начинает торговать, его подданные теряются».
В любом случае, было бы ошибкой думать, что мусульманский мир стоял в стороне от развития капитализма в новое и новейшее время. А уже во второй половине ХХ века исламская этика капитализма, приспособленная к нашему времени, получила свой новый расцвет, что в частности проявилось в стремительном росте «анатолийских тигров» и турецкой экономики, «азиатских тигров» в Малайзии и Индонезии, росте экономик стран Персидского залива и так далее. Как и более 1000 лет назад, исламская культура продолжает оставаться идеальной средой для духа предприимчивости и торговли.
