Многие были шокированы, когда в ходе дебатов в феврале 2021 года действующий министр внутренних дел Франции Жеральд Дарманен фактически обвинил лидера партии «Национальное объединение» Марин Ле Пен в недостаточной исламофобии. Он счел, что она «размякла», потому что видит проблему для Франции не в исламе как таковом, а только в «братьях-мусульманах» или салафитах.
Долгие годы именно Марин Ле Пен, как до этого ее отец Жан-Мари Ле Пен, имела репутацию исламофоба номер один во Франции в то время, как истеблишмент, который сегодня представляют Дарманен и Эммануэль Макрон, обвинял ее и подобных ей политиков в расизме. Однако в последние годы нападки Макрона и его подчиненных на все, что связано с исламом, достигли такого накала, что уже Марин Ле Пен на их фоне выглядит «слишком размякшей».
Но Франция отнюдь не уникальный случай подобной эволюции истеблишмента. Почти одновременно по этому пути двигались коллеги Макрона из двух других стран ЕС, ставшие его главными внешнеполитическими союзниками – канцлер Австрии Себастьян Курц и премьер-министр Греции Кириакос Мицотакис.
Во внутриполитическом отношении у всех троих похожая история – в начале пути им как представителям респектабельных партий пришлось бороться с ультраправыми своих стран, позиционирующими себя в качестве борцов с «исламской угрозой», которой попустительствует истеблишмент. Однако в итоге они сами перешли на схожие же позиции.
Как следствие, во внешнеполитическом отношении главы именно этих трех государств ЕС настаивают на наиболее жестком курсе всей Европы по отношению к Турции, которую хотят представить как авангард «политического ислама». Что же сделало возможной такую эволюцию?
«Респектабельная исламофобия»
Первым этапом на пути к появлению «респектабельной исламофобии» стала идеологическая эволюция партий, которые принято называть «ультраправыми». Из трех вышеупомянутых случаев она не произошла только у греческой «Золотой зари», запрещенной в 2020 году, – партии, оставшейся на ультранационалистических и ультраконсервативных позициях, прежде характерных для всех крайне правых.
А вот во Франции и Австрии их коллеги эти позиции существенно изменили. Во Франции эволюция последовала за передачей власти в «Национальном Фронте» от его основателя Жан-Мари Ле Пена к его дочери Марин Ле Пен, переименовавшей его в «Национальное объединение» и дистанцировавшейся от отца.
Камнем преткновения было не столько название, сколько то, что его смена была призвана закрепить смену курса партии, основатель и лидер которой видел проблему не только в мусульманах, но и во всех неевропейских мигрантах, а также в сионистском влиянии и разрушении традиционных христианских ценностей. Такой же была история и австрийской «Партии свободы», прежних лидеров которой обвиняли в связях с нацистскими кругами Третьего Рейха.
Схожие обвинения в свое время предъявляли Ле Пену, подозреваемому в симпатиях к французским коллаборационистам Гитлера, и осуждали его за отрицание Холокоста. И такое отношение к ультраправым как к плохо замаскированным нацистам, желающим взять реванш у западной либеральной демократии за поражение их предшественников во Второй мировой войне, было повсеместным.
Из вышеуказанных партий первый решительный шаг к разрыву с этой репутацией сделала австрийская «Партия свободы». В декабре 2010 года ее тогдашний лидер Хайнц-Кристиан Штрахе, находясь в Израиле, подписал Иерусалимскую декларацию вместе с представителями ряда других партий, входящих в Альянс европейских партий свободы и гражданских прав.
В числе подписантов были представители партий «Шведские демократы», «Фламандский интерес» и немецкой «Партии свободы». Они провозгласили «полное признание демократии и свободного правового государства, прав человека в контексте Всеобщей декларации прав человека, международного права и канонов западной цивилизации, базирующейся на духовном наследстве греко-римской античности, иудейско-христианских культурных ценностей, гуманизме и Просвещении».
Главной же угрозой всему этому был объявлен «ислам». При этом в декларации были заклеймены все тоталитарные идеологии и расизм, а Израиль был назван «единственной настоящей демократией Ближнего Востока и нашим важнейшим партнером в этом регионе».
Словом, подписанты Иерусалимской декларации всячески пытались показать, что они не лицемерно, а абсолютно искренне выступают за то, против чего выступали приверженцы фашистских и нацистских идеологий, включенных ими в разряд тоталитарных. То есть, за ценности Просвещения, Всеобщей декларации прав человека и не только греко-римское, но и «иудео-христианское» наследие Европы.
Если прежние крайне правые считали христианский и иудейский миры антагонистами, то новые исламофобы начали активно использовать термин «иудео-христианство», уверяя всех, что они не антисемиты, а лучшие друзья еврейского народа и государства и их защитники от нового «исламофашизма». Введение в активный оборот такого термина было призвано перевести стрелки обвинений в фашизме с исламофобов на ислам, обосновывая это тем, что ислам и фашизм разделяют общие ценности, противостоящие духу европейского Просвещения и гуманизма.
Показательно, что если не автором, то одним из популяризаторов этого термина стала итальянка Ориана Фаллачи, которая изначально считалась антифашисткой и сторонницей левых взглядов. В начале наступившего тысячелетия она стала обличать ислам и мусульман за антифеминизм, гомофобию и антисемитизм. Это было непривычно, так как те, кто выступали против мусульманских иммигрантов раньше, обычно стояли на позициях защиты традиционной семьи и христианской Европы, в том числе от феминизма, ЛГБТ и сионистского влияния.
Еще одним ярким апологетом новой исламофобии в начале нового века стал голландец Пим Фортейн. Открытый гомосексуалист и в прошлом член леводемократической «Партии труда», он объявил исламизацию угрозой либеральному и толерантному характеру Европы и создал партию для противостояния ей.
После его загадочного убийства (согласно одной из версий истинной причиной было то, что фракция Фортейна встала на пути влиятельных кругов, лоббировавших крупные экспортные оружейные контракты) эстафету рупора подобных идей в Нидерландах принял Герт Вилдерс, основавший «Партию свободы». Требуя официально запретить ислам и Коран в Европе, она обосновывает это именно тем, что от них исходит угроза демократическим ценностям и принципам, включая равноправие женщин или права ЛГБТ.
Наконец, еще одним представителем левых кругов, подобно Фаллачи и Фортейну, обрушившимся на ислам, стал видный деятель Социал-демократической партии Германии Тило Сарацин, чья исламофобская книга «Германия. Самоликвидация» была издана в 2010 году, в котором была принята Иерусалимская декларация. Этот социал-демократ заявил, что представители средневекового мировоззрения неинтегрируемы в современное западное общество, если только не подвергнутся жесткой ассимиляции, которая невозможна при массовом характере иммиграции. Кроме того, как у банкира у Сарацина наверняка была и профессиональная ненависть к исламу, объявляющему войну ростовщичеству, давно уже нормализованному в «иудео-христианском» мире и ставшему основой его экономики.
Таким образом, если вXXвеке нападки на мусульман и их религию исходили в основном от тех, кто выступал за традиционную христианскую Европу, то в началеXXIвека с антиисламских позиций все чаще стали выступать адвокаты феминизма, ЛГБТ и «борцы с антисемитизмом и новым фашизмом», причем порой сами из числа мигрантов. Особенно востребованными в таких кругах стали «бывшие мусульмане» вроде сомалийки Айян Хирси, наличие которых призвано избавить их от обвинений в ксенофобии и расизме.
Конкуренты-исламофобы
Олицетворяющий «старую школу» Жан Мари Ле Пен не одобрил превращение созданного им французского Национального фронта в новое Национальное объединение, осуществленное его дочерью. И как показала дискуссия Марин Ле Пен с Жеральдом Дарманеном на фоне войны, объявленной им и Эммануэлем Макроном «исламскому сепаратизму», «размякшим» правым популистам становится все труднее конкурировать в исламофобии с той частью истеблишмента, что взяла на вооружение их видоизмененные идеи. Исламофобия, превратившись в «респектабельную» и либеральную, стала удобным инструментом, который могут использовать представители истеблишмента, не рискуя быть обвиненными в расизме и фашизме.
Следующим шагом стал разгром взявшим ее на вооружение истеблишментом своих конкурентов. В Греции это оказалось сделать проще всего, так как местная «Золотая заря» оставалась одной из немногих исламофобских организаций, не принявших «новых принципов», что позволило запретить ее за экстремизм и неонацизм.
В Австрии принятие «Партией свободы» «новых принципов» позволило ей заключить союз с «Австрийской народной партией» Себастьяна Курца и войти в его правительство. Однако потом «внезапно» произошел скандал с публикацией прослушки одиозных переговоров тогдашнего лидера «Партии свободы» и одного из подписантов Иерусалимской декларации Хайнца-Кристиана Штрахе с якобы русскими агентами, что привело к политическому разгрому его партии и его политической смерти.
В отличие от греческой «Золотой зари» французское «Национальное объединение», принявшее новые правила игры, запрещать не за что, но, в отличие от Себастьяна Курца, объединиться своим конкурентам Эммануэль Макрон не предложил. По сути сейчас, что Макрон, что Ле Пен соревнуются за право быть главным, но при этом «респектабельным исламофобом». Только если исламофобия первого прикрывает проводимую им неолиберальную экономическую политику, то вторая пытается активно играть на социал-популистских настроениях.
Новые альтернативы
Но и на поприще социального популизма у Марин Ле Пен появились конкуренты. Протесты, вызванные экономической политикой Макрона, ознаменовались появлением новой антисистемной силы – «желтых жилетов», объединивших в своих рядах представителей разных, но равно враждебных истеблишменту взглядов.
Парадоксальным образом именно такая антисистемная политика выдвигает на авансцену как мусульман, демонстрирующих свою исламскую идентичность, так и тех антисистемных французов, которые считают, что ислам для Франции может стать не проблемой, а ее решением. В числе первых можно отметить Марьям Пужету, коренную француженку и покрывающуюся новообращенную мусульманку. Открытая демонстрация ей своей религии не помешала французским студентам избрать ее вице-президентом Национального союза студентов Франции, активно участвующего в антиправительственных протестах, тогда как представители истеблишмента используют это как иллюстрацию проникновения «политического ислама» в поры французского общества.
Примером же нового взгляда французских политиков на ислам можно считать подход бывшего члена «Национального фронта» Алена Сораля, покинувшего партию из-за разногласий по этому вопросу. По его мнению, чтобы мусульмане Франции были французскими патриотами, не нужно заставлять их отказываться от своей религии и чинить им препятствия в ее соблюдении.
Он считает, что ислам способен внести свой вклад в преодоление морального кризиса Европы, порожденного упадком христианства, а придерживающиеся консервативных принципов мусульмане могут стать замечательными французскими патриотами, если не заставлять их выбирать между религией и гражданственностью.
На фоне конкуренции истеблишмента и ультраправых за возможность использовать исламофобию для мобилизации электората в ряде европейских стран усиливаются новые политические силы, ориентированные главным образом на молодежь. Так, в Германии в последние годы «Зеленые» положили конец надеждам исламофобской «Альтернативы для Германии» на превращение во вторую по популярности партию страны, заняв эту нишу и нацеливаясь на электоральный разгром правящей коалиции Христианско-демократического союза и Христианско-социального союза.
В Чехии, где президентом является открытый исламофоб Милош Земан, бывший социал-демократ, которого поддерживает партия «Свобода и прямая демократия», требующая запретить в стране ислам, сейчас опросы показывают превращение в самую популярную партию в стране «Пиратов», ориентирующихся на молодежь и не демонстрирующих исламофобии.
Тем не менее, вряд ли стоит рассматривать исламофобию в Европе исключительно как пережиток прошлого. Как показал опыт начала этого века, она вполне способна мутировать и приобретать новые формы, адаптированные к господствующим умонастроениям. Да и силы, вложившие и продолжающие вкладывать огромное количество энергии и средств в демонизацию ислама, вряд ли откажутся от использования столь раскрученного образа врага, который так необходим многим политикам.
