Смена ориентиров
В наступившем веке эволюционировали как отношение ряда русских националистов к исламу, так и в целом комплекс их взглядов. Порой весьма стремительно, по-русски, вчерашние враги становились друзьями и наоборот.
Самым радикальным примером такой трансформации, пожалуй, можно считать появление в нулевых годах движения русских мусульман, ядром которого стали вчерашние русские националисты, принявшие ислам. Из четырех региональных организаций, которые, собравшись в Омске 12 июня 2004 года, создали Национальную Организацию Русских Мусульман (НОРМ), две были представлены именно такими людьми – йошкар-олинская и московская, которую возглавлял автор этих строк. Неудивительно, что путь части из них в ислам лежал через знакомство с Гейдаром Джемалем, который на протяжении многих лет вел диалог с русскими национал-патриотами.
Из известных участников русского националистического движения, принявших ислам в нулевые годы, можно отметить Валентина Пруссакова, который в 90-е транслировал в России западные национал-радикальные идеи, одного из лидеров лимоновской Национал-Большевистской Партии Павла Жеребина и нескольких видных деятелей неформального праворадикального движения. Вячеслав Полосин больше известен как бывший православный священник, однако в 90-е годы он был депутатом Верховного Совета РФ и членом Российского Христианско-Демократического Движения Виктора Аксючица, которое тоже было частью национал-патриотических сил.
Те, кто читали первую часть этого текста, должны помнить, что в 90-е годы прошлого века бастионом антиисламских настроений в русском национал-патриотизме была Национал-Республиканская Партия России (НРПР) под руководством Николая Лысенко. Тем интереснее произошедшая с ним в нулевые годы этого века эволюция. Отойдя от политики в конце 90-х годов прошлого века, в 2003 году он написал статью «Станет ли Россия новой Хазарией? Размышления русского традиционалиста», в которой изложил воззрения, на 180 градусов противоположные своим былым взглядам на «исламский вопрос».
В ней он, ранее призывавший к союзу «народов восточнохристианской цивилизации» с «национально-консервативным Израилем», написал об опасности «иудеохристианской химеры» и потворстве ей со стороны РПЦ и заявил, что «противостоять ей на территории России могут только два геополитических фактора: исламский и китайский». Далее он писал: «Китайский цивилизационный проект как внутренняя альтернатива созданию новой Хазарии изначально невозможен в России – по причине полной нестыковки исторических цивилизационных основ Китая и Руси. Внешнее привнесение этого проекта в Россию возможно лишь при полной гибели русского народа. Остается только исламский проект – прежде всего потому, что любой русский христианин является «человеком Послания Аллаха», а по крови весьма перемешан с тюркскими народами. Кроме того, свыше 20 миллионов российских мусульман – не иммигранты, а коренные, исконные жители страны, принявшие Ислам еще раньше, чем Владимир принес христианство».
Констатировав это, Лысенко практически вынес приговор этногеополитическим установкам своей партии в 90-е годы, написав: «… мы наблюдаем, как усилиями многочисленных агентов влияния Запада в России происходит постепенно сталкивание русского народа на рельсы воинствующего антиисламизма. Нет сомнений, что именно с этой целью разожгли пожар новой русско-чеченской войны. … Будет крайне опасным, причем и для православных, и для мусульман, если, несмотря на огромную политическую инертность русских, сталкивание нашего народа на рельсы антиисламизма станет фактом. В этом случае проект строительства русской Хазарии получит крайне необходимое его адептам идеологическое обоснование, а Запад обретет в лице русских дополнительный, притом весьма мощный этнополитический рычаг многократного усиления военно-политического прессинга на мировой Ислам».
К антиисламизму НРПР мы еще вернемся, но пока стоит отметить, что в XXI веке в русском националистическом лагере имели место прецеденты эволюции и в обратном направлении. Например, в 2005 году Эдуард Лимонов, лидер партии «Другая Россия», в которую была преобразована запрещенная Национал-Большевистская Партия, написал статью «Исламская карта», где говорилось следующее:
«Тот российский политик, который прочно заявит о намерении сделать мусульман гражданами первого сорта и предпримет соответствующие шаги к осуществлению этого намерения, получит огромную поддержку мусульман России. Что должно быть сделано? Ислам должен стать религией, равной Православию. Президент страны и правительство страны должны с равным уважением относиться к Исламу и Православию.
Сегодняшний перекос в сторону Православия не только обижает мусульман, но и оскорбляет. В своей собственной стране они чувствуют себя чужаками. Так быть не должно. ...Все эти мысли появлялись у меня и раньше, на протяжении десяти лет моей политической работы. Сейчас эти размышления прибавили в актуальности, поскольку в Национал-большевистской партии есть свои мусульмане. И те, что были ими рождены, и те, что ими стали. Мы приветствуем этот факт.
...Мусульман в нашей стране свыше 20 миллионов. Это русские люди. Велик Аллах. Идите к нам, мусульмане. Эта Россия не устраивает всех. Нам нужна другая Россия. Да поможет нам Аллах».
Однако уже в 2013 году Лимонов изменил свое отношение к исламскому фактору на 180 градусов. Впрочем, это изменение произошло у него одновременно с изменением отношения к российской власти — от непримиримого оппозиционера в первом десятилетии XXI века до сторонника ее политики, сотрудничающего с государственными пропагандистскими каналами во втором. А те, кого он еще несколько лет назад призывал идти в свою партию, уже в 2013 году становятся для Лимонова угрозой:
«России грозит большая опасность, ее ждут суровые времена. Запад обязательно столкнет лбами Россию и радикальный Ислам… В случае идентичного сирийскому конфликту нападения на нас в конфликт будут втянуты поневоле, хотят они этого или нет, миллионы нашего коренного населения, исповедующего Ислам. Это будет такая мясорубка, не приведи Господь! И не будет страны, которая захочет нам помочь. Возможный союзник только Китай».
Тему неизбежного межрелигиозного конфликта с исламом внутри России он озвучил и в 2017 году: «У нас считается, что у нас другой ислам. Однако, во-первых, у нас очень большой ислам – от 20 до 30 млн, и интересно, что точную цифру нам никто не называет. …Во-вторых, хотя у нас говорят, что у нас ислам давно, у нас татарский ислам, и да – он с нами уже 500 лет. Но то, что татарский ислам давно сменяется и сменился во многих местах кавказским исламом, дудаевским – об этом не говорят. И о том, что он бешено и быстро переживает радикализацию, – тоже.
...Помните 1947 год? Индия, разделение стран на индуистскую Индию и мусульманскую. Миллион убитых и 13 млн беженцев. Сейчас, не дай бог, подобные ситуации, всех этих «радостей», ужасов будет куда больше. Это проблема, о которой в России есть о чем задумываться – бояться не надо никогда. Но смотреть на эти вещи надо бестрепетным взором и понимать, что нас ожидает».
Схожая эволюция произошла еще с одним идеологом русского национализма – Александром Севастьяновым. В 1996 году он резко критиковал предлагаемый НРПР курс на противостояние России исламскому миру в союзе с «народами восточнохристианской цивилизации» и «национально-консервативным Израилем»:
«Однажды мы, «как послушные холопы», уже держали щит «меж двух враждебных рас: монголов и Европы». Не так давно мы еще раз спасли Европу – от Гитлера. Не хватит ли? У нас больше нет людских ресурсов для выполнения подобных задач. Да и не наша это задача! «Четвертый Рим» сам вытолкнул нас в разряд «третьего мира». Сегодня наше место никак не в телохранителях Запада, а совсем наоборот: плечом к плечу с «новыми гуннами», штурмующими «Четвертый Рим»! Все наши распри с мусульманами должны быть покончены, все, что усугубляет наши разногласия, – приглушено, оставлено».
Но потом превратившийся, как и Лимонов, из оппозиционера в симпатизанта нынешней власти, он напишет в 2013 году: «...я никогда не хотел конфликта с миром ислама. Напротив, всегда мечтал о союзе с ним русского народа как политического субъекта в будущем. Но события в мире и в России развиваются, похоже, не совсем в соответствии с моими желаниями. И перспектива нашего столкновения с этническими мусульманами уже не кажется мне такой призрачной, как десять лет тому назад». Впрочем, эта двойственность в отношении Севастьянова к исламу сохранилась и после того, как он стал убежденным сторонником политики нынешней российской власти. Так, в том же 2013 году он писал: «...религия ислама нам всегда была расово и ментально чужда – это факт. Особенно подчеркну: расово чужда. То есть – органически».
Но уже в 2018 году он пишет обстоятельную работу об укладе и культуре Старомосковского государства, в которой констатирует: «…самое сильное воздействие на русскую культуру, быт, эстетические предпочтения в XVI-XVII вв. оказывала все-таки Турция. …Вся верхушка русского общества, а вслед за нею и само это общество были покорены неотразимым обаянием мусульманской, восточной эстетики, разившей, сбивавшей с ног и соблазнявшей поверх религиозных барьеров и государственных границ. ...Для русской души общение с прекрасным во многом означало общение с Востоком. Это был праздник, который хотелось длить без конца».
Стало быть, не так уж «органически» чужд русским был мир ислама?
«Демократы» и «патриоты» двадцать лет спустя
Впрочем, отношение русских националистов к исламу в XXI веке надо рассматривать под углом их собственной внутренней эволюции. В 90-е годы нервом русской политики было противостояние «патриотов» и «демократов», и если первые были государственниками и обычно антизападниками, то вторые либералами и западниками, часть которых с середины-конца 90-х годов стремится взять под свой контроль растущий русский национализм, чтобы направить его острие против ислама. Этот гибридный «либеральный патриотизм» в итоге стал идеологической основой новой власти, вобравшей в свои ряды и в число своих сторонников как часть государственников из противников ельцинской власти, так и часть бывших демократов, таких как Анатолий Чубайс, Ирина Яровая, Елена Мизулина, Дмитрий Киселев, Сергей Марков и т.п.
Важную роль в создании этого синтеза сыграла и Русская Православная Церковь, точнее, выдвинувшаяся внутри нее группа во главе с тогда еще митрополитом, а позже патриархом Кириллом, которой удалось маргинализовать и оппозиционных черносотенцев, и либеральных диссидентов, сплотив провластные силы внутри церкви на платформе православных «неоконов» (неоконсерваторов).
И провластные, и оппозиционные «державники» и «либералы», часто перетекающие друг в друга, сегодня за редкими исключениями отличаются антиисламскими установками. Если для одних исламский мир – это то, из чего исходит угроза «европейским ценностям», то для других – это геополитический противник «Великой России», причем нередко такие взгляды могут сочетаться.
В качестве союзников в исламском мире ими рассматриваются воинствующие светские силы, противостоящие «политическому исламу». Причем, сплошь и рядом те, кто проповедует демократию для России, готовы поддерживать свержение победивших на демократических выборах происламских сил путем переворота и установления военных диктатур, как было в Египте в 2008 году и как пытались сделать в Турции в 2016 году.
Но есть разновидность русских державников, которые делают исключение для силы, позиционирующей себя в качестве исламской – Ирана и его шиитской «оси Сопротивления» (ливанская «Хезбола», Асад, йеменские хуситы). Это Александр Дугин и его единомышленники, разделяющие представление о том, что есть плохой политический ислам – суннитский и есть хороший – шиитский, оплотом которого является «арийский Иран», противостоящий «ваххабизму» (с центром в Саудовской Аравии и/или Катаре) и «пантюркизму» (с центром в Турции).
Правда, для Дугина существует и «хорошая Турция» — не «неоосманская» и «пантюркистская», а «евразийская» – не имеющая амбиций за пределами своих границ в исламском и тюркском мире, сменившая союз с Западом в виде НАТО на союз с Россией, Ираном и Китаем и поддерживающая их политику. В Турции проводниками подобных идей являются сторонники Дугина из партии «Ватан» («Родина») Догу Перинчека.
Был момент, когда они пытались представлять Дугина турецкому политическому классу как «друга Турции», играя на противостоянии с Западом и глобализмом, но быстро выяснилось, что такая дружба предполагает отказ от любых турецких амбиций, входящих в конфликт с российскими. Например, отказ Турции от поддержки сирийской оппозиции и примирение с режимом Асада, что явно противоречит политике нынешнего турецкого руководства.
Что касается самой России, то на словах Дугин позиционирует себя как сторонник евразийства, предполагающего признание ее славяно-тюркской страной, а также выступает в защиту этнической и конфессиональной самобытности ее коренных народов и конфессий. Однако если присмотреться повнимательнее, в этом «евразийстве» тюркскому и исламскому факторам отводится сугубо подчиненная роль, которая не позволяет им участвовать в формировании внутренней и внешней политики России.
В своей книге «Основы геополитики» он писал: «Укрепление геополитических связей Татарии с Башкирией предельно опасно для России...». А в 2012 году, отвечая на вопрос журналиста Магомеда Туаева о перспективах превращения России в православную империю, Дугин заявил, что это «было бы позитивным сценарием, и я бы приветствовал, и даже содействовал бы ее созданию».
Русские радикалы и ислам
В начале этой статьи автор обещал вернуться к эволюции членов НРПР, которая в 90-е годы была самой последовательной противницей «исламского пантюркизма» в русском национал-патриотическом движении. Помимо ее лидера Николая Лысенко, еще одним идеологом этого курса партии был профессор Петр Хомяков, активно сотрудничавший в тот момент в ее интересах с армянскими националистами. И еще много лет спустя, уже покинув НРПР и инициировав внутри нее раскол, Хомяков критиковал антисионистские настроения части русских националистов, утверждая, что главная угроза для русских исходит от мусульманского Юга.
В начале XXI века такие идеи становятся популярны в кругах не только провластных державников и либералов и не только оппозиционных либеральных националистов вроде Навального, Ходорковского, Белковского и Соловья, но и нового направления, которое, отталкиваясь от классификации рубежа XIX – начала XX веков, можно определить как радикальное. Внутри него можно было выделить «белых либертарианцев», всевозможных русских регионалистов (ингерманландцев, сибирских областников, уральских республиканцев и т.д.) и радикальное крыло национал-демократов, объединившихся в Национал-Демократический Альянс под руководством Алексея Широпаева и Ильи Лазаренко. От державников и либеральных национал-демократов (национал-либералов) они отличались резко негативным настроем по отношению к самой имперской российской государственности и стремлением к ее трансформации в конфедерацию свободных регионов, а в некоторых случаях даже к их вступлению в самостоятельном качестве в Европейский Союз.
В силу либеральной инерции представители этого лагеря в полной мере воспроизводят антиисламские установки и стремятся к сотрудничеству с сионистами. Так, в начале второго десятилетия XXI века Израиль по приглашению сионистских движений посетили лидеры НДА Широпаев и Лазаренко и идеолог русского регионализма Вадим Штепа.
Вместе с тем, если смотреть на вещи трезво, станет очевидно, что реальным, влиятельным, а не маргинальным сионистам не нужны антиимперские русские радикалы, а нужна имперская русская власть — ровно такая, какая на тот момент существовала в России. И с этой властью у влиятельных сионистов складываются отличные отношения, до такой степени, что невозможно понять, какую из сторон этого союза на российском телевидении представляют такие фигуры, как Владимир Соловьев, Евгений Сатановский, Яков Кедми и т. д. Такие убежденные ультрасионисты, как Авигдор Эскин открыто отстаивали в русскоязычном пространстве ту мысль, что друзья Израиля в России должны поддерживать не оппозицию, а нынешнюю власть и проводимую ею политику «возрождения России», а в самом Израиле прокремлевские «русские евреи», мобилизованные вокруг партии «Наш Дом Израиль», все эти годы были оплотом ультрасионистских сил.
В такой ситуации Петр Хомяков, который в первое десятилетие XXI века окончательно приходит к выводу, что главным врагом русского народа является российская имперская система, одним из первых среди русских радикалов начинает подозревать, что союзников он искал не там. В 2010 году в своей фактически прощальной программной статье «Преодоление национализма» он констатирует, что «мусульманская угроза… выдуманная», мусульмане «не претендуют на Москву, а тем более Сибирь и Дальний Восток», «мусульманские Татарстан и Башкортостан вообще никогда в обозримом прошлом (лживые мифы о «татарском иге» мы не рассматриваем за давностью, хотя могли бы их опровергнуть и по существу) не были источниками экспансии». Фактически Хомяков приходит к идее необходимости союза русских радикалов и освободительных движений коренных народов России, но слишком поздно — в 2011 году его арестовывают, а в 2014 году он загадочно умирает в колонии за несколько месяцев до освобождения.
Тем не менее, попытки сотрудничества русских антиимперских сил, в частности, русских регионалистов, с представителями движений коренных народов России, в значительной части мусульманских и тюркских, имели место и после этого. Антиисламские и просионистские установки, которые под влиянием западнического либерализма глубоко пустили корни даже среди стихийных русских радикалов, оставались и остаются для такого сотрудничества преградой.
Но бывали и отдельные яркие исключения — например, небезызвестный Вячеслав Мальцев, изначально позиционировавший себя как русский националист и позже пытавшийся через интернет организовать революцию, в 2017 году выступил со специальным обращением к мусульманам. В нем он пообещал в случае победы прекратить войну против суннитов Сирии и другие войны существующего режима, покончить с репрессиями против мусульман России и позволить ее мусульманским народам самим определять свою судьбу, а также предоставить российское гражданство тем мусульманам-иностранцам, которые примут участие в его революции.
Были аналогичные инициативы и с противоположной стороны. Например, неоднократно судимый за свои идеи идеолог башкирского политического национализма Айрат Дильмухаметов последовательно выступает за появление здорового, неимперского русского национализма и право русского народа на самоопределение в составе обновленной федерации коренных народов России.
К началу третьего десятилетия XXI века русский национализм как самостоятельное и консолидированное политическое движение в России фактически отсутствует, будучи в той или иной степени присущим различным политическим силам – провластным и оппозиционным, государственническим, либеральным и радикальным. Для большинства из них характерно негативное отношение как к исламскому, так и к тюркскому факторам и в мире, и в самой России.
Но есть и отдельные исключения — прежде всего среди новых радикалов и редких прагматиков-государственников, которые понимают, что без союза с тюркскими и мусульманскими народами внутри России невозможно решение задач самого русского народа, вплетенного в этнический континуум славяно – угро-финно - тюркской Северной Евразии. Однако верно и обратное — без сотрудничества со здоровыми силами русского народа своих задач не смогут добиться другие коренные народы России и вынужденные взаимодействовать с ней страны. Поэтому ответственным представителям данных народов стоит серьезно задуматься о поиске потенциальных союзников среди русских и выработке с их помощью стратегии отношений с русским народом.
